К оглавлению

6

Мой дед со стороны отца, иранский еврей из городка Кашан, в двухстах километрах к югу от Тегерана, рассказал мне такую историю. Однажды, еще во времена деда его деда, еврейский торговец из Кашана заломил чересчур большую цену с местного мусульманского мудреца. Этот милый мулла до того разгневался, что превратился в страшного святошу. Он поклялся на Коране страшной клятвой отплатить своим обидчикам с лихвой. Обезумевший дервиш собрал аятолл со всего города, и они вместе пошли к каам-макаму, местному правителю. Им удалось каким-то образом убедить его издать указ о насильственном обращении в ислам всех евреев - мужчин и женщин, стариков и детей - под страхом смерти. Был назначен срок, за который все евреи должны были стать мусульманами.

Ужасный день приближался, а еврейская община не знала, что делать и пребывала в смятении и отчаянии. Как поступить? Когда до назначенной даты оставалось две недели, старейшины общины забыли старые распри и обиды и собрались в доме раввина Кашанской общины, в надежде найти решение. Они молились и плакали, просили у Бога защиты и умоляли Его о спасении - но ни у кого из них не появилось хорошей идеи, разумного совета. Все были согласны, что нужно отправить делегацию к правителю, но никто не знал, что же сказать ему. Собравшиеся уже собирались разойтись, как вдруг жена раввина, которая весь вечер только разносила почтенным старейшинам чай, решилась прервать подобающее женщине молчание и обратилась к тем, кому только что прислуживала. “Оставьте заботу об этом деле мне и моим сестрам”, - сказала она уверенным тоном: “Только зайдите ко мне, когда настанет время идти к правителю”.

Иранские семьи, как правило, очень велики, и спустя недолгое время можно было услышать мерный звук ручного ткацкого станка не только из дома раввина, но и из соседних домов. Семь сестер работали не покладая рук, днем и ночью, без отдыха и срока. Когда старейшины пришли к ней через неделю по пути к правителю, жена раввина положила к их ногам два огромных свернутых персидских ковра, сотканных из лучшего кашанского шелка. “Так вот”, - объяснила она: “когда вы будете стоять перед лицом правителя, сделайте так…”

И вот, еще через несколько дней, собрание почтенных старцев, с морщинистыми обеспокоенными лицами и мозолями от долгой езды на верблюдах и ослах, дрожа, как осиновый лист, предстало пред светлым ликом правителя. “Вы напрасно потратили свое время, приехав сюда”, - сразу же набросился на них вельможа: “Ничто не может изменить моего решения. Все вы станете добрыми мусульманами еще до общей молитвы в ближайшую пятницу. Но раз уж вы проделали весь путь сюда, чтобы узреть меня, я явлю вам свое милосердие и выслушаю вас. Что же вы хотите сказать мне?”

Еврейские старейшины приблизились к трону правителя и пали пред ним ниц. “Ваше пресветлое превосходительство, надежда наша и оплот, прежде чем мы повергнем нашу мольбу во прах пред твоим престолом, позволь нам, смиренным рабам твоим, сложить к твоим ногам наш скромный подарок в знак признательности за те долгие годы, что мы провели под твоим мудрым управлением и пребывали в тени твоего величия”.

Вельможа очень любил подарки - в особенности если они исходят от делегации богатых и напуганных еврейских купцов. “Хватит пресмыкаться в своей бесполезной лести! Довольно ваших пустых разговоров”, - сказал он: “Показывайте, что вы привезли мне!” Тут же внесли ковры и расстелили на каменном полу перед правителем. “От имени еврейской общины Кашана мы испрашиваем позволения его сиятельства простереть перед ним эти ковры и нижайше просим его выбрать один из них”.

Оба ковра были большие, плотно сотканные из наилучшего шелка. Первый был заткан разноцветными лепестками, золотым, серебряным, голубым и бирюзовым орнаментом, бутонами и цветами, переплетенными между собой в искусном узоре, сходящемся к центру ковра. Яркие образы самых причудливых форм и оттенков со всех сторон стремились к центральной части, как бы оттеняя и подчеркивая главную часть композиции. В середине было выткано синее море, частью спокойное, а частью бурное, с разбросанными тут и там островами, и каждый остров был как целый мир, и не было среди них двух похожих; они покоились посреди синевы океана, и дух захватывало при виде этой картины.

Другой же ковер был… красным.

Красным, и не более того. Весь ковер был ровного глубокого красного цвета, без единого украшения. “Что это?!” - вскричал правитель, “Да как вы осмелились?! Мне следовало бы немедленно отрубить вам головы за такую наглость! Я что, похож на идиота? Что это за выбор? Какой человек хотя бы с каплей здравого смысла не выберет первый ковер - и какой нормальный человек может предпочесть второй?”

Старейший из еврейских мудрецов отделился от делегации и приблизился к владыке, смотря ему прямо в глаза. “Эти шелковые ковры, ваше сиятельство - это земли, процветающие под вашим мудрым и милостивым управлением - область Кашана. Сегодня эта область украшена самыми разными народами, культурами и религиями - тут и мусульмане, и христиане, и зороастрийцы, и манихейцы, и азербайджанцы, и мандейцы, и туркмены, и евреи - и этим она подобна первому ковру. Разве его сиятельство согласится поменять первый ковер на второй?”

(“Этой притчи”, - с улыбкой на тонких губах рассказывал мне дед - “подкрепленной суммой в сто семьдесят пять тысяч золотых туманов, тайно перечисленной в казну правителя, было достаточно, чтобы отвратить от евреев страшную напасть”).

А теперь я хочу спросить вас: какой ковер предпочтете вы? Какой мир вы предпочтете? Мир Imagine, где почти ничто не отличает нас друг от друга, где “нет ни государств, ни религий”, и где, таким образом, у всех одинаковые вкусы, одинаковая любовь, одинаковые взгляды? Тысячелетнее Царство Ширы, Офера и Дорона, в котором все люди перемешаны и слиты в единый огромный серенький милк-шейк?

Или же вы предпочтете жить в полной противоположности этого мира? В мире увлекательных различий и живого разнообразия, в мире обособленных групп и сообществ, которые ценят и сохраняют именно свою обособленность и гордятся ею? В мире, где живые люди не стесняясь провозглашают свои истинные пристрастия и выбирают общество определенных людей, с которыми они связаны особыми культурными, историческими и эмоциональными связями?

Пожалуйста, прекратите этот крестовый поход к “единому”. Вы, конечно, никогда туда не доберетесь, но по дороге можете разрушить и потерять так много интересного, прекрасного, увлекательного и загадочного, что наполняет жизнь и делает ее осмысленной! Загляните хотя бы в учебник по биологии: разнообразие клеток представляет собой главный двигатель развития. Процветание внутреннего разнообразия является основой человеческой жизни - любой жизни (таким образом, разнообразие - это не роскошь: с научной точки зрения оно и является важнейшей и необходимейшей основой жизни). Умножение и распространение различий, расхождений и дисгармонии - это первый признак процветания, эволюции, прогресса. Не постоянное приближение к безграничному и всеобъемлющему “единому”, а бегство от него изо всех сил, как от заразы.

Перейдем теперь к психологии. Пиаже, выдающийся швейцарский исследователь душевного развития ребенка, объясняет и подчеркивает, как все более углубляющаяся способность различать себя и других, а также других людей между собой, представляет собой главное свидетельство развития младенца. Именно таким образом, поясняет Пиаже, ребенок постепенно продвигается вперед, уходя от изначального восприятия эмбриона, которое не различает, и которое Фройд назвал “океаническим сознанием”. Так что же происходит? Вы защищаете именно отступление назад? Неужели жизнь так тяжела, а взросление так мучительно, что вы готовы скомандовать себе “Кругом!” и вернуться к тому состоянию, из которого вы появились на свет?

Вместо того, чтобы объединиться, дамы и господа, необходимо размежеваться!

 

Продолжение