пр. Йосеф Бен-Шломо

"Поэзия жизни"

К оглавлению

Глава 8
Светский дух и этика святого

[8.1. "Святость" соотносится с мирозданием во всей его ценности; светские же области духа, поскольку они частны, различные и раздельные области науки, искусства и т.д., то они не несут святости]
[8.2. Нравственно - ценностная нейтральность науки]
[8.3. Эстетика недостаточна для продвижения духа, т.к. она "вне-моральна". С другой стороны она играет важную и позитивную роль в подготовке души для более высокого уровня восприятия - а это необходимо для дальнейшего развития духовности]
[8.4. Предназначение искусства - выявить духовность, запрятанную в глубине души]
[8.5. Эстетика и искусство не являются самоценными, однако, исключительно инструментальное отношения к красоте тоже недостаточно]
[8.6. Хотя "внешне" искусство не содержит святости, при "внутреннем взгляде" в нем можно ухватить путь проявления Божественности через эстетику]
[8.7. Поскольку человеческое творчество есть реализация потенциала космической (моральной) творящей силы, то надо предоставить ему творческую свободу, - но, при этом, не отменяя ни заповедей Торы, ни моральных ограничений]
[8.8. Стремление будничного мира "стать лучше", эффективнее, полезнее, удачнее и т. п., есть проявление его внутреннего стремления к святости]
[8.9. Подстановка проблемы отношения религии к светско-будничной морали: является ли статус этой морали духовно особым в рамках всей сферы "светско-будничного духа?"]
[8.10. Недостаточность светско-будничной "естественной" прагматической этики - даже для решения прагматических задач, т.к. прагматическими соображениями можно оправдать все что угодно]
[8.11. Более глубокий уровень мораль: мораль "внутреннего Божественного начала"; возможное противоречие этого морального чувства с религией - и, как следствие этого противоречия, формирование светской (т.е. отдельной от религии) этики]
[8.12. "Социально религиозная" и "прагматическая" виды этики сохраняют общество от разрушения, стабилизирует социум; этика же "Божественной души" стремится к "высшей нравственности", и она может быть анархической и войти в конфликт с социальными нормами]
[8.13. Светско-будничная этика "внутреннего человеческо-божественного начала", стремясь к "высшему моральному закону" (а не к утилитарности), способна приблизиться к святости]
[8.14. Общество должно стремиться к реализации высших (=абсолютных) целей, а не только жить на основе прагматических принципов, - иначе жизнь его потеряет смысл и оно развалится]
[8.15. Эта "высшая светско-будничная этика" (по сути она, есть этика Кантианская) является попыткой обосновать абсолютное без Божественного. Поэтому она относительно слаба, не имеет достаточной опоры, особенно во влиянии на человечество в целом, и не сможет противостоять иррациональным порывам]
[8.16. Продвижение самого Канта к религиозному обоснованию своего "категорического императива" демонстрирует недостаточную обоснованность автономной этики]
[8.17. Требования абсолютного нравственного императива неизбежно ведет к тому, что его обосновывают на трансцендентном. Нравственность, как "Божественный голос"]
[8.18. "Голос Бога" звучит во всех высших моральных устремлениях, во всех "исправлениях" ("Тикун"), совершаемых в мироздании; - но без распознавания этого голоса светская этика "увядает"]
[8.19. Моральному действию присуща "самотрансценденция" (т.е. выход за рамки себя), и она призвана преодолеть не только "мелкий эгоизм", но и собственно саму узость ("цимцум") мироздания]
[8.20. Нравственное чувство есть проявление в человеке Божественной сути Бытия, и поэтому совесть есть стержень сближения с Богом]

[Напомним (см. замечание в начале предыдущей главы), что в иврите термин "светский", "секулярный" - "хилони" - образован как прилагательное от "холь" - "будничное"; и, таким образом, слова "светский" и "будничный" являются у нас синонимами, а онтологическая проблема соотношения "святого и будничного" является непосредственной базой духовного и социального противопоставления "светское и/или святое"]

[8.1. "Святость" соотносится с мирозданием во всей его ценности; светские же области духа, поскольку они частны, различные и раздельные области науки, искусства и т.д., то они не несут святости]

Мы говорили об отношении рава Кука к светскому (=будничному) духу и к творчеству этого духа и увидели, что несмотря на то, что р.Кук наделяет эти области определенной ценностью, он все же придерживается различения с ценностной точки зрения между сферой будничного и сферой святого. Это связано, в частности, с тем, что в отличие от единой природы святого, будничный дух разделяется на отдельные сферы: наука, философия, искусство. Эта ограниченность каждой области светской культуры (в зависимости от ее содержания духовного типа человеческой творческой силы) приводит к ценностной нейтральности этой выделенной области внутри реальности во всей ее полноте. И даже если какая-то одна духовная сфера заявляет, что она требует для своих ценностей всеобщего значения, она все равно ограничена и стеснена посредством другой духовной сферы, которая также требует для себя того же всеобщего значения [тем самым, каждая область частна и не может быть всеобщей]. Частное же не может обладать абсолютной ценностью само по себе.

[8.2. Нравственно - ценностная нейтральность науки]

Нравственно-ценностная нейтральность светского духа особенно выделяется в сфере науки. Несмотря на то, что "вся чистая наука в целом - она действительно принадлежит к стороне света", все-таки в ее содержании нет собственного ценностного смысла [наука не может высказываться по ценностным вопросам;] любое мнение и высказывание по метафизическим и религиозным темам, представленное от имени науки, само по себе уже вне-научно. Что же касается так называемого "научного атеизма", отрицающего реальность Божественного и выступающего при этом от имени науки против религиозной веры, - то оно представляет собой всего лишь "наукообразный атеизм"; и оно является на самом деле не научным выводом, а "отступничеством по мотивам нравственным": а "любой образованый человек знает, что ни со стороны веры, ни со стороны познания Бога, ни со стороны святости Торы на практике - нет никакой разницы в том или ином состоянии технических или научных знаний… нет никакой разницы со стороны слов Торы, и нет никаких ценностно-религиозных различий, например, между взглядами Птолемея или же Коперника или Галилея". Будничность науки выявляется как только становится ясным ее вне-этический характер, - как с точки зрения методов и целей исследований, так и всвязи с тем, что наука не влияет на нравственность личности, занимающейся ею.

[8.3. Эстетика недостаточна для продвижения духа, т.к. она "вне-моральна". С другой стороны она играет важную и позитивную роль в подготовке души для более высокого уровня восприятия - а это необходимо для дальнейшего развития духовности]

Та же вне-моральность характеризует и сферу эстетики, которая является наиболее явным выражением творческих сил народов мира. Отношение Рава к художественному творчеству очень сложно и многогранно,и оно находит свое выражение на различных уровнях. Простое основание этого отношения состоит в традиционном противопоставлении между, с одной стороны, эстетикой, лишенной нравственных требований, - и, с другой стороны, Торой Израиля, которая в святости своей стремится внедрить нравственность действия во все сферы жизни. "И мы не таковы, как многие народы, которые принимают внешние тени за идеалы жизни, но только при этом их красота, которая порой очаровывает их, не приносит плодов, а остается слабым беспомощным призраком. Эту красоту можно только выставлять напоказ и хвалиться ее внешними качествами". (В этом вопросе можно видеть связь позиции р.Кука с позицией р.Йеhуды hа-Леви).

Однако, с другой стороны, рав Кук утверждает, что проявления красоты в природе и в произведениях искусства обогащают жизнь души и обучают ее впитывать дар святости. "Увеличение эстетического чувства в человеке подготавливает пути для восприятия высшего горнего света, высшего духовного сокровища, которое непрерывно струится и жаждит распространиться, чтобы наполнить собой любое пространство, готовое для его принятия". Таким образом, является положительным действием развития "эстетического чувства", - даже если оно осуществляется с помощью современных, нашего поколения литературных произведений. Их влияние в рамках всего процесса развития позитивно - "несмотря на то, что они склонны к будничным интересам, а иногда даже очень и очень далеки от идеалов чистоты". Так в историческом процессе, участниками которого мы являемся, еще проявится святое "и в свободной поэзии, откуда выйдет побуждение к раскаянию, и в светской литературе".

[8.4. Предназначение искусства - выявить духовность, запрятанную в глубине души]

В этих словах р.Кука о том, что "из свободной поэзии и светской литературы еще выйдет побуждение к раскаянию" содержится указание на то предназначение, которое, по его мнению отведено науке и искусству во всеобщей действительности - в аспекте их ценности во влиянии на процесс очищения души человека. Ведь, как уже было сказано, они есть проявления творческой силы человеческого духа; а поскольку они таковы, то они приближают общий процесс одухотворения мира. И так как, именно дух человека выражает себя в научном творчестве, философии и искусстве, - то ясно, что в этом аспекте они подготавливают основу для освящения самой реальности. Поэтому художественное творчество, "литература, ее изобразительность и скульптурность" приводит в действие "все естественные духовные понятия в глубине души человеческой. И пока самый последний набросок, что хранится в глубине души, не был раскрыт и явен, на искусство возложена задача выявить его".

[8.5. Эстетика и искусство не являются самоценными, однако, исключительно инструментальное отношения к красоте тоже недостаточно]

Следует отметить, что данное высказывание рава было несколько "цензурировано"со стороны редакторов его работ; ибо первоначально там была не "литература, ее изобразительность и скульптурность", а "литература, изобразительное [искусство]и скульптура", то есть, этот отрывок включал также живопись и скульптуру. Изменение сделанное в печатной версии было призвано замаскировать это [из боязни, что читатель сделает слишком далеко идущие выводы], как будто у р.Кука имелись в виду только литература и "изобретательность и скульптурность" ее форм. Впрочем, и сам рав Кук в своем знаменитом письме по поводу учреждения в Иерусалиме школы искусств "Бецалель" выражал глубокие опасения по поводу опасности сползания к идолопоклонству, которое скрывается в культе изобразительной красоты. Он считал необходимым выдвинуть требование, чтобы, в рамках учебы в "Бецалель" строго соблюдались галахические запреты в отношении проблем идолопоклонства при изготовлении статуй и портретов, и даже выдвинул несколько советов по существу.

Конечно, Рав Кук не поддерживал лозунг "искусство ради искусства" [т.е. он не считалискусство самоценным] хотя он и отмечал, что "все ощущения красоты хороши… так как это великое чувство сотворено в человеке не случайно". Но все же, при этом он считал, что ценность сферы эстетики положительна только потому, "что чувства красоты открывают и увеличивают лучшие духовные силы" [т.е. эстетика ценна не сама по себе, а как инструмент развития духовности]. Стоит отметить, что такой подход характерен не только для традиционной еврейской позиции (и ее рав здесь придерживается), но подобное инструментальное отношение к красоте и искусству вообще характерно для некоторых других философских систем*. [*Ярким примером чисто прагматического и духовно-нейтрального к параметру красоты и художественного творчества является учение Спинозы, который пишет: "прилично мудрому, чтобы он в меру получал удовольствие и услаждал себя самого едой и питьем, и ароматами, видом свежих цветов, и украшениями, музыкой и физическими упражнениями, театром и иными вещами подобного рода, в которых человек может отыскать пользу для себя безо всякого ущерба для другого. Ибо действительно, тело человека собрано из определенного количества деталей различной природы, и они всегда нуждаются в разнообразных видах питания, - чтобы и тело, и душа, были развитыми в меру, соответствующую каждому элементу, как это вытекает из его природы". ("Учение о мерах", 4 :45, примечание). И Спиноза имеет сказать о ценности изобразительных искусств. В этом вопросе рав Кук не был все же столь однозначен, и склонялся придать большую важность эстетическому творчеству].

[8.6. Хотя "внешне" искусство не содержит святости, при "внутреннем взгляде" в нем можно ухватить путь проявления Божественности через эстетику]

В сферах будничного, - в рамках их внешних проявлениях носящих характер изолированности, - не содержится святости; Однако, при внутреннем целостном взгляде мы может ухватить и различить скрытый смысл, содержащийся в будничном духе, - как выражения "силы высшей культуры, запрятанный в душе человечества, и взятый от основ сотворенного Всевышним, наполняет миры". При таком широком взгляде, то чувство красоты, которое проявляется в "музыкальной и лирической возвышенности", воспринимается не только как выражение конкретной душевной способности человека, создающую самостоятельную эстетическую сферу, - но, вместе с его автором,это чувство красоты есть проявление "закона, открывающегося в душе человека в качестве искры великого света целостного бытия". Подобная идея фигурирует и у некоторых философов романтической эпохи; там тоже сфера эстетики не существует сама по себе, а является откровением Божественной силы, "великого света", пронизывающего всю природу. Посредством творчества, раскрывающего красоту, можно увидеть "поэтическую, музыкальную ценность всего сущего в его возвышенной уникальности. Это показывает, что реальность есть проявления Божественного управления".

[8.7. Поскольку человеческое творчество есть реализация потенциала космической (моральной) творящей силы, то надо предоставить ему творческую свободу, - но, при этом, не отменяя ни заповедей Торы, ни моральных ограничений]

Лишь с такой метафизической точки зрения [когда художник предстает проявлением "искры целостного бытия"] можно увидеть святое в творческих достижениях будничного духа, - потому что при этом они воспринимаются не как произведения только духа человека, но как часть проявления космической творящей силы, бесконечной и святой. Человеческое творчество во всех областях черпает свой нравственный ценностный смысл из морально-этического характера космического стремления; а оно является "моральным" в том смысле, что оно действует на основе стремления к высшему добру. Эта страсть составляет "более высокую истинность жизни, дающую песнь поющим", и ее святость оправдывает ту полную свободу, которую рав Кук требует для творческого процесса: "мы не должны быть оковаными общественными путами, которые подавляют высший свободный дух". Нужно дать "полную свободу" стремлению к творчеству "и пропорционально свободе возрастет святость, и в такой же мере возвысится жизнь". Разумеется, вся эта свобода должна иметь ценностно-этический, а не только эстетический статус, и нельзя допустить, чтобы эта свобода противоречила заповедям Торы. В подходе рава Кука всегда сохраняется приоритет морали: "при том, что красота - это неотъемлемая часть бытия, вписанная в законы реальности; она - ничто по сравнению с великолепием нравственности".

[8.8. Стремление будничного мира "стать лучше", эффективнее, полезнее, удачнее и т. п., есть проявление его внутреннего стремления к святости]

Стержнем развитие и совершенствования человеческой культуры, даже в ее светско-будничных проявлениях, является стремления реализовывать добро, быть и стать лучше настолько, насколько это возможно. Однако, в понятие "добро/лучше" входит так же удачность, эффективность, большая совершенность, даже в достижениях из области науки и технологии[и потому даже и светско-будничное развитие есть добро]. Это стремление "стать еще лучше", не было бы возможным как считает рав Кук без того, чтобы внутри него действовал - явно или скрыто, - идеал полного совершества, который и есть святость. Даже если это будничное стремление, рассматривает самого себя как нейтральное с точки зрения нравственных ценностей - все равно внутри него тоже действует "Божественная сила жизни, которая проникает через всем бытием и витает над ним… для того, чтобы вести его подлинной, и вечной дороге исправления, улучшения и возвышения". Поэтому в будничном духе содержится внутренняя готовность к восприятию влияния святости этого Божественного желания, он как бы откликается на Божественное стремление "возвысить все, весь мир, все бытие, все души, все чувства".

[8.9. Подстановка проблемы отношения религии к светско-будничной морали: является ли статус этой морали духовно особым в рамках всей сферы "светско-будничного духа?"]

Эта "готовность" будничного духа продвинуться к святости через раскрытие в себе Божественного стремления - раскрывается, прежде всего, в этической области, которая, как уже говорилось, обладает ценностным смыслом даже в своем светском проявлении. Этим этика отличается от науки, стоящей вне морали, и от искусства, возносящего себя выше морали, выше понятий о добре и зле. Таким образом, можно рассматривать этику как место встречи, светско-будничного и святого - встречи происходящей внутри будничной реальности как таковой. При этом возникает вопрос, обладает ли, с точки зрения религии, светско-будничная этика особым статусом в мире человеческого духа, или же она ничем не отличается по своему статусу от остальных сфер светско-будничного духа. Это знаменитая проблема в феноменологии религии и теологии монотеистических религий. Обычно ее формулируют как "вопрос взаимоотношения религии и [светско-будничной] морали", однако в глубине своей она касается вообще системы отношений между святым и будничным.

[8.10. Недостаточность светско-будничной "естественной" прагматической этики - даже для решения прагматических задач, т.к. прагматическими соображениями можно оправдать все что угодно]

В обсуждении этого вопроса рав Кук, (следуя обычно принятой в данной проблеме схеме) прежде всего различает между двумя проявлениями светско-будничной этики - "естественной моралью" и "абсолютной моралью". В состоянии, называемом "естественным", реальность выступает как вне-этическая: "природа не знает морали и справедливости, она стремится не к ним, а только лишь к реализации своих устремлений: строить и разрушать, губить и взращивать. Также и естественная природа человека ничего не не знает, кроме как реализации ее собственных устремлений". Однако человек не остается в этом природном до-этическом состоянии, и в процессе своего раскрытия он создает для себя "естественную мораль". Естественная мораль существует в рамках выгоды и прагматизма, и основы ее в разумном удовлетворении потребностей индивида и "общественном интересе". Однако, говорит рав Кук, "естественная мораль суха", и ее не хватает даже для решения тех самых "прагматических" проблем, которые она перед собой ставит, у нее нет постоянного и устойчивого фундамента, она весьма относительна, ее именем можно легализовать весьма и весьма дурные поступки. "Разве может слабый человек противостоять произволу своего сердца и найти правильную дорогу, - даже если его заблуждения ведут к смерти и злодейству?" "Общественный интерес", не содержащий в себе духа святости, способен зачастую превратиться даже в ужас, привести к катастрофе и злодейству, и рав приводит множество примеров таких опасностей таящихся в светском национализме и патриотизме.

[8.11. Более глубокий уровень мораль: мораль "внутреннего Божественного начала"; возможное противоречие этого морального чувства с религией - и, как следствие этого противоречия, формирование светской (т.е. отдельной от религии) этики]

И, однако, кроме этой "естественной прагматической" морали, истоки которой находятся во внешних условиях и потребностях, - в человеке существует и иной, более глубокий, внутренний источник этики иного типа, а именно: "естественной морали, связанной с природной честностью человека". Из этой нравственной основы любви к честности и справедливости, которое и есть "внутреннее Божественное начало", порой приходит сопротивление религии, когда эта религия ведет к совершению таких поступков, которые "совершенно противоречат идеальной морали". Из-за этого столкновения естественного нравственного чувства и отрицательных проявлений религии, "высокая и развитая человеческая культура становится вынуждена, по своей честной природе, отделять понятие "мораль" от понятия "религия"", т.е. разделять религию и нравственность.

[8.12. "Социально религиозная" и "прагматическая" виды этики сохраняют общество от разрушения, стабилизирует социум; этика же "Божественной души" стремится к "высшей нравственности", и она может быть анархической и войти в конфликт с социальными нормами]

Так формируется в рамках общей культуры светская этика, которая в лучших своих проявлениях есть "надежная основа для доброго культурного сознания, коренящегося в глубине природы человека". Т. е. эта этика уже не сводится к морали прагматических и установленных обществом правил, но она выражает некую ценность сверх природной данности. Эта этика продолжает относиться к сфере светско-будничного, так как она еще не укоренена в рамки абсолютных ценностей, и из-за этого в ней нет ясной и открытой связи со святостью. У внутренней нравственной природы есть мощь, и эта нравственная природа будет отталкивать человека от любой такой морали и религии, которая склонна ограничивать "свет и добро, содержащиеся в его душе, которые находятся выше морали и религии в обычном понимании этих терминов". Прагматическая общественно-светская этика (а также и этика религиозная, когда она действует в общественно-принятой моральной сфере) - "призваны остановить зло и дикость, заключенные в личности человека"; в то время как скрытые в его душе более глубокие моральные порывы, которые хотят вырваться из этих внешних ограничений, стремятся к нравственности, вытекающей из внутренней свободы, и эти порывы порой выступают даже как анархические, направленные против социального истеблешмента.

[8.13. Светско-будничная этика "внутреннего человеческо-божественного начала", стремясь к "высшему моральному закону" (а не к утилитарности), способна приблизиться к святости]

В отличии от естественной, прагматической этики, эта моральная страсть (берущая начало в природной честности человека) стремится выйти за рамки нравственности в обычном понимании, устремляясь к абсолютному нравственно-ценностному измерению. Эта этика не удовлетворяется утилитарной и общественной ролью, а ищет моральный закон, который не будет только прагматическим средством, но является самостоятельной целью и ценностью сам по себе. Так она продвигается к самому высокому уровню, достижимому для светской морали, на котором уже просматриваются проблески основания святости, действующей изнутри (в глубине) ее. Человеческий дух открывает в самом себе "дух абсолютной морали, сверкающий в "обобщенной душе" человечества, раскрывающийся иногда в форме потрясающих видений, но при этом его источник остается скрытым". Иными словами, человек все еще не видит эту абсолютную нравственность и этику как исходящие из Божественного источника. По мнению рава Кука, здесь имеет место "сокрытие источника", поскольку абсолютная основа нравственности и этики приходит к человечеству в запутанной форме". За этим ощущением абсолютного нравственного долга, проявляющегося в душе отдельного человека, и за абсолютным требованием справедливости в обществе и в истории, - скрывается сила святости.

[8.14. Общество должно стремиться к реализации высших (=абсолютных) целей, а не только жить на основе прагматических принципов, - иначе жизнь его потеряет смысл и оно развалится]

Явным признаком этого [т.е. того, что глубоко внутренним источником жажды нравственность является святость] является то, что прежде, чем человек ясно осознает истинный источник внутренней этики, в его сознании уже есть ощущение, что нравственная цель не ограничивается только сферой прагматического устройства общественной жизни, и что сама общественная мораль должна опираться на обсолютные ценности, реализация которых важна сама по себе, а не приносимой ими прагматической пользой. "Когда нас спрашивают, в чем смысл общественной жизни, мы не найдем ответа в ней самой. Мы должны подняться во все пределы духовности, проникнуться стремлением к миру, стоящему выше, открывающему нашему сознанию лишь малую толику своего света; - и уже из этого далее мы понимаем, что человеческое устремление никоим образом не может быть полностью погружено только в эту единственную [прагматическую] жизнь. Более того, мы понимаем, что если социальная жизнь перестанет черпать свои жизненные соки из мира высшего, придающего ей смысл, - то радикально упадет сама жизненная ценность этого социального существования, и откроются в ней гигантские погрешности и недостачи, вплоть до его полного падения".

[8.15. Эта "высшая светско-будничная этика" (по сути она, есть этика Кантианская) является попыткой обосновать абсолютное без Божественного. Поэтому она относительно слаба, не имеет достаточной опоры, особенно во влиянии на человечество в целом, и не сможет противостоять иррациональным порывам]

При этом, на высшем этапе своего раскрытия светско-будничная гуманистическая этика пытается отыскать свой абсолютный, ничем не обусловленный источник, но она находит его не в Боге, а внутри человека, в человеческой разумности. Тем не менее, она уже все-таки признает, что существует нравственно-ценностное измерение стоящее выше собственно морального деяния, и она знает, что "нравственность не сосредоточена только в поступках, хороших в общественном понимании; она, прежде всего, есть внутреннее свойство души тянуться к добру, добру абсолютному, быть самому этим добром, примениться к добру".

Данная, основанная на моральном абсолюте светско-будничная этика, не готова как сказано выше, признать, что эта внутренняя сущность, наполняющая мораль жизнью, - есть дух святости. И хотя, Эммануил Кант, этическое учение которого представляет данную концепцию этики лучше, чем работы любого другого философа, и называл нравственное стремление "святым порывом" - но он не имел в виду этику святого в том понимании, в котором говорит о ней рав Кук; так как этическое учение Канта, несмотря на то, что оно ставит в качестве источника нравственного долга, категорический императив (т.е. абсолют) - оно привязывает этот абсолют только к человеческому разуму.

И мы уже говорили, что, по мнению рава Кука, такой подход к обоснованию морали является игнорированием истинного источника стремления к нравственному абсолюту, без которого у этого стремления не может быть реального влияния на практику, - потому что у него в таком случае не будет достаточной мощи чтобы противостоять иррациональным силам в душе человека. Светская этика недостаточно глубока, она не проникает в глубины души. Несмотря на то, что она ведет и тянет человека к добру, когда он признает истину и правоту заключенные в доводах рассудка, - в этой ориентации нет достаточно надежной устойчивости против всевозможных вожделений, когда они пробуждаются во всей своей мощи.Тем более, что в распоряжении этой ослабленной морали нет средств [подобных традиционно-религиозных], которые подходили бы для воспитания всего человечества, человеческого общества во всей его глубине и объеме.

[8.16. Продвижение самого Канта к религиозному обоснованию своего "категорического императива" демонстрирует недостаточную обоснованность автономной этики]

Таким образом, Кантианская "абсолютная" гуманистическая мораль признает существование "абсолютной" (т.е. ничем прагматически не обусловленной общественной жизни и не зависящей от утилитарностей) нравственной ценности, но однако "абсолютность" этой ценности "самостоятельна", эта ценность не основывается на "высшей силе" (т.е. на Боге). При всем том стоит отметить, что сам Кант, в тех своих рукописях, которые остались после его смерти, говорит о категорическом императиве, об абсолютном нравственном приказе, - как о "голосе Бога", имманентном этическому сознанию, и этим свидетельствует (в рамках своего подхода и терминологии) о существовании Бога как о "субъекте, возлагающем долженствование во вне Его самого", то есть, как о вне-человеческом источнике этики. Мы не будем вступать здесь в [существующий среди исследователей] спор о значении и о ценности этого развития в мировоззрении Канта, а только хотели бы указать на общую внутреннюю проблему таящуюся в этой не-утилитарной этике. Вопрос состоит в том, что такое вообще - источник требования абсолютной нравственности, особенно в тех случаях, когда она противоположна пользе, когда она противоречит утилитарным целям? Ведь иногда человек вынужден даже принести в жертву свою жизнь во имя исполнения абсолютного морального приказа [т.е. здесь мораль прямо противоречит улитарности]! Способна ли лишь опора на разум продвинуть человека к исполнению такого абсолютного нравственного требования?

[8.17. Требования абсолютного нравственного императива неизбежно ведет к тому, что его обосновывают на трансцендентном. Нравственность, как "Божественный голос"]

Конечно, рав Кук не был знаком с посмертным наследием Канта, но и он утверждал, что в требовании "абсолютной морали" содержится осознание Божественности, хотя оно и не выраженно там явно. Ведь уже то, что человек признает абсолютные нравственные ценности, неизбежно вынуждает его подняться на трансцендентный уровень, - хотябы в том смысле, что он выходит за рамки нашей человеческой, относительной реальности. Только из такого трансцендентного источника можно черпать силу для установления абсолютного авторитета морального приказа, и только так можно понять ту внутреннюю основу в душе человека, в силу которой человек способен подчиниться этому приказу: "нравственность Божественным Голосом, входит в душу человека, [и она исходит] из жизни всех миров мироздания".

[8.18. "Голос Бога" звучит во всех высших моральных устремлениях, во всех "исправлениях" ("Тикун"), совершаемых в мироздании; - но без распознавания этого голоса светская этика "увядает"]

Этот Голос Бога говорит с человеком из каждого нравственного проявления (действия и т.п.) в мире, даже тогда, когда это проявления нравственность выступает в буднично-светском облачении: "свет веры" святости светит "из каждого "исправления" ("тикун") культуры и норм поведения, из всего хорошего, что есть в мире, во всех временах и во всех творениях, во всех языках, во всех склонностях, во всех мирах, во всех душах".Однако, как уже было сказано, буднично-светская гуманистическая этика, оставаясь автономной, не может прочно обосновать свое абсолютное требование нравственности. До тех пор, пока она не распознает Голос, зовущий изнутри души человека, и пока Божественный источник этого Голоса не будет ясно воспринят сознанием, - до тех пор не исчезнет эта отчужденность между буднично-светской этикой и ее внутренней сущностью. Авторитет "абсолютной этики" (так называет рав Кук эту "этику разума") непременно должен опираться на Сущность обладающую абсолютной ценностью. Однако, сущность человека не абсолютна, и поэтому "мораль не устоит без источника, а источник этот обязательно должен быть бесконечным светом… и пока мораль обосновавшаяся в сердце человека, не будет брать начало из Божественного источника, - все это время она будет уменьшаться и увядать".

[8.19. Моральному действию присуща "самотрансценденция" (т.е. выход за рамки себя), и она призвана преодолеть не только "мелкий эгоизм", но и собственно саму узость ("цимцум") мироздания]

Самотрансценденция (то есть, самостоятельный выход человека из рамок личного интереса), которая свойственна каждому моральному поступку, состоит не только в преодолении эгоистических частных интересов одного ради общей пользы, ради народа, ради общества, ради человечества, - но и по сути ее цель состоит в том, чтобы преодолеть узость ("цимцум") всей существующей реальности. Она выражается в ощущении того, что "невозможно оставаться в этом ужасно узко-сжатом состоянии, в котором сейчас находится мир". В этом этическая самотрансценденция подобна святости, которая по природе своей всегда стремится "открыть дверь тайника света и наполнить этим живительным светом все мироздание", и тем самым наделить его ценностным статусом.

[8.20. Нравственное чувство есть проявление в человеке Божественной сути Бытия, и поэтому совесть есть стержень сближения с Богом]

Согласно такому онтологическому подходу к святости, [и к ее связи с моралью, которые обе стремятся преодолеть узость мироздания] этичные моральные взаимоотношения существуют не только между людьми, - но, как мы видели выше* (*см. главу 6), "существует сильнейшая связь между духом человека, возвышающимся в своих нравственных качествах, и общим бытием". Это и есть мораль святости в его полном понимании, объединяющая космические и нравственные законы: "Нравственность- это заветная мечта бытия, и в то же время она является его неотъемлемой составляющей". Голос Всевышнего, проявляющийся в ощущении нравственного долга и в ощущении приказа человеческой совести, - есть истинный отклик, в душе человека, космической жажды сближения с Творцом: "В глубинах человеческой души Голос Бога непрерывно зовет. Беспорядочность жизни может смутить душу, вплоть до того, что она не услышит этот зовущий Голос; в большинстве периодов своей жизни, но ей ни в коем случае не удастся выкорчевать основу, корень, суть зова [этого Голоса], ибо он есть истинный стержень человеческой жизни, это голос естественной духовной жажды сближения с Богом"* [* В современной психологии, точка зрения очень близкая к данной представлена работа В.Франкла. См. например, анализ сущности совести в его "Психоанализ и религия" (прим. перев.)].