МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр


К оглавлению

УЧИТЬ СОПЕРЕЖИВАЯ

Сравнение грехов
Новая роль Моисея

Обучение включает в себя нечто большее, чем передача знаний или объяснение. Оно требует взаимности между учителем и учеником. Общности чувств, мыслей и стремлений. Здесь имеет место воздействие личностей друг на друга. Обмен ценностными представлениями, обмен прозрениями и догадками.

Моисей как Наставник стал отдавать себе отчет в этом широком толковании роли учителя после эпизода с кивpoт-haтaaвa (могилы прихоти) (Числа, глава 11), когда ему выпала доля стать омен (отцом-нянькой, пестуном) только что созданного народа. Мы можем судить о том, как это подействовало на Моисея, по тому, насколько по-разному он реагировал на два основных греха сынов Израиля в пустыне — эгель hазаhав (золотой телец) (Исход, глава 32) и киврот-hamaaвa.

Реакция Моисея на эпизод с золотым тельцом была решительной: он умолял Господа о прощении и сам в то же время жестоко наказал народ. Возврат к идолопоклонству, который произошел спустя столь короткое время после Откровения, был крайне серьезным кризисом, реально угрожавшим прекращением отношений между Богом и Израилем. "И сказал Господь Моисею... Теперь оставь Меня, и возгорится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу великий народ от тебя" (Исход 32.9,10). Перед лицом этой опасности Моисей не ударился в панику. Он с огромной выдержкой и мужеством стал просить Всевышнего о прощении, приводя доводы в защиту своего народа, подобно адвокату в суде.

Существуют разные типы молитв: есть молитвы требовательные и молитвы покорные; в данном случае, как разъясняют Мудрецы, имела место требовательная молитва. Мидраш дает следующее метафорическое описание. "Все происходит так, как будто Моисей вцепился в Господа, как человек, схвативший своего собеседника за рукав, и говорит: "Властитель вселенной! Я не отпущу Тебя, пока Ты не простишь Израиль" (Брахот 32а)

А вот после киврот-hamaaвa Моисей горько жалуется на свою судьбу. Вместо того, чтобы защищать свой народ, он, по всей видимости, обвиняет его. "И сказал Моисей Господу: для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости в глазах Твоих, что Ты возлагаешь на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках своих, как пестун носит грудного младенца, в землю, которую Ты обещал отцам его? ... Не могу я один снести всего народа сего, ибо он слишком тяжел для меня. Когда Ты так поступаешь со мной, то лучше, молю Тебя, умертви меня, если я нашел милость в глазах Твоих, чтобы мне не видеть бедствия моего" (Числа 11:11-15).

Как это не похоже на Моисея — он жалуется, раздавлен и потрясен, он проклинает свою долю, сдавая свои позиции и предпочитая смерть продолжению власти и ответственности. Нет и речи о том, чтобы заступаться за народ. Никогда раньше Моисей не произносил таких слов, хотя и до этого израильтяне бунтовали.

Правда, вступительная фраза: "Для чего Ты мучишь раба Твоего?" чем-то схожа с аналогичным выражением, произнесенным Моисеем, когда он, будучи новичком, во время своего первого визита к фараону почувствовал растерянность и безысходность. Тогда его первоначальное вмешательство привело к тому, что фараон ужесточил для Израиля гнет рабства, и Поэтому Моисей жалуется Богу. "Господи! Для чего Ты заставил бедствовать народ сей? Для чего Ты прислал меня?" (Исход 5:22). Но это были жалобы молодого неопытного предводителя, который только-только начал свою деятельность и -Который с пылом новичка ожидает немедленных и решительных результатов. С тех пор, однако, он уже никогда, до случая с киврот-hamaaвa, не задавал этого вопроса и не поддавался таким настроениям.

Кроме того, трудно понять, почему именно грех киврот hamaвa вызвал у Моисея столь острую реакцию. Относительно других прегрешений (эгель hазаhав, мераглим, Баал Пеор) мы знаем точно, что именно произошло. Но что, собственно, случилось во время киврот-hamaaвa, для нас остается неясным. Внешне это выглядело так, как будто людей вдруг обуяло желание поесть мяса - само по себе, казалось бы, не очень значительное отклонение от праведного пути. Не было совершено никаких серьезных преступлений, таких, как идолопоклонство, убийство или прелюбодеяние. И сами протесты не были яростными и угрожающими. Люди просто горько жаловались, и больше ничего; но наказаны они были сурово, можно даже сказать жестоко. Они вызвали ярость Господа, да и Моисей был возмущен и осудил их желание возвратиться к прошлому: "Сильно воспламенился гнев Господень, и прискорбно было для Моисея" (Числа 11:10). В чем же, собственно, состояло это прегрешение, наказанное столь сурово?

Сравнение грехов

По мнению Моисея, в основе прегрешения, связанного с золотым тельцом, лежали первобытные страхи и ужасы. Люди ошиблись в своих расчетах, решили, что Моисей умер (Шабат 80а, Раши к Исход 32:1). Они испугались, что остались одни в пустыне. Телец для них заменил Моисея. Их сбили с истинного пути те эрев рав (толпы разноплеменные) сочувствующих неевреев, которые вместе с ними ушли из Египта. Да, они поддались соблазну идолопоклонства, но этот их поступок был совершен при смягчающих обстоятельствах.

Здесь нам может оказаться полезным краткий анализ идолопоклонства. То, что мы называем идолопоклонством, подразумевает реальное поклонение, выполнение ритуальных и культовых действий, конкретных поступков, направленных на умиротворение богов, которые, как предполагается, обитают в идолах или представлены ими. Наряду с этим существует также язычество, которое включает в себя некоторую систему культуры, образ жизни общества. Однако может случиться так, что язычество будет продолжать существовать даже тогда, когда идолопоклонство изжито. В поздней Греции и в Риме, когда от идолопоклонства отказались, народ жил в язычестве: языческим был и образ жизни, и система ценностей. И в наши дни, хотя идолопоклонства уже не существует, мы наблюдаем разгул язычества.

Что же такое язычество, и в чем заключается его противоречие со взглядами Торы? Язычник поклоняется божествам, олицетворяющим собой силы природы. Эти божества и сами не имеют моральных норм, и от человека ничего не требуют, за исключением отдельных конкретных действий, направленных на их умиротворение. Поэтому человек, жадно вторгающийся в дела природы, мнит себя одним из таких богов. Фактически человек считает, что он занимает то же место в пространстве и времени, что и природа, и это приводит к тому, что он претендует на безграничные привилегии. В иудаизме Божественное в человеке проявляется именно в самоконтроле, в подчинении своих желаний и стремлений воле Господа. Поклоняться надлежит Богу, Творцу всего сущего, а не природе, которая есть просто одно из Его творений. Поклоняться Господу — значит подчиняться некоторым законам, что "можно" и "нельзя"; поклоняться природе — значит отбросить всяческие нормы и ограничения, считать все возможное разрешенным, не признавать никаких пределов для человеческих желаний и претензий. Антитеза язычеству выражена в стихе: "И не ходите вслед сердца вашего и очей ваших, которые влекут вас к блуду" (Числа 15:39).

Отвращение, которое Тора испытывает к языческому образу жизни, пожалуй, сильнее ее ненависти к идолопоклонству. Идолопоклонство недолговечно: даже древние греки и римляне, в конце концов, отошли от него. Рано или поздно оно отступает против него действенны такие средства, как обучение, убеждение и просвещение. Но язычество держит людей мертвой хваткой еще долго после того, как настоящее идолопоклонство изжито. Прегрешение золотого тельца было идолопоклонством; оно чуть было не привело к разрыву договора между Богом и народом Израиля. Однако эпизод с киврот-hamaaвa показал, что Даже когда нет идолопоклонства народ все еще находится под влиянием язычества, этого наследия их долгого пребывания в Египте. В Торе описывается сцена собирания перепелов: ненасытность в накоплении собственности, неутолимая жадность, столь характерная для язычества. "И встал народ, и весь тот день, и всю ночь, и весь следующий день собирали перепелов-кто собирал меньше всех, и тот собрал десять омеров; и разложили их вокруг стана" (там же, 11:32). Здесь мы видим желание, доведенное до неистовства, стремление, не сдерживаемое никакими ограничениями. В этом отрывке говорится только о несдерженности в собирании перепелов. Однако наши Мудрецы говорят нам, что здесь налицо бунт против всяческих запретов. Это выразилось в отказе от законов, которые так недавно были даны им на горе Синай. К словам — "И отправились они от горы Божьей" (там же, 10:33) мудрецы добавляют: "Что означает здесь "гора Господня"1. Рабби Хама бен Ханина объясняет, что они отвернулись от тех дисциплинирующих ограничений, которые наложило на них Откровение (Шабат 116а), а Танхума добавляет: "Как дети, убегающие из школы, чтобы не учить Тору".

Их жалобы: "Кто накормит нас мясом?" (там же, 11:4), — не что иное, как предлог, — говорит Раши, — поскольку скота у них был предостаточно. Возможно, "мясо", "плоть" служит здесь эвфемизмом для обозначения всего чувственного. Фраза: "Мы помним рыбу, которую мы ели в Египте" (там же, 5), как поясняют наши мудрецы, имеет отношение к сексуальной распущенности, к беспутству, которое теперь становилось запрещенным; использование этого образа связано с огромной плодовитостью рыб. Когда "И... услышал Моисей, что народ плачет по семействам своим" (там же, 10), люди рыдали, как говорит Раши, по поводу своих семейных дел, так как теперь для них оказались запрещенными кровосмесительные браки. Устная традиция, переданная нам нашими мудрецами, воспринимает киврот-haтaaвa как чувственную оргию, возведение в культ вседозволенности.

Подход Торы к потаканию своим страстям иллюстрируется сравнением собирания перепелов и манны. Идея такого сравнения подсказывается нам самим текстом: "А ныне душа наша ссохлась. Ничего нет, ничего, кроме манны в глазах наших" (там же, 6). В Исходе мы читаем о манне (16:16-18): "Собирайте от нее каждый по столько, скольку ему съесть; по омеру на человека, по числу душ, сколько у кого в шатре, берите... и не было излишка у того, кто собрал много, и у того, кто мало, небыло недостатка. Каждый, сколько съесть ему, собрал". Здесь мы имеем дело с контролируемым приобретением, с дисциплинированностью, с умением господствовать над своими желаниями. Именно как Тора предписывает относиться к материальным благам.

Новая роль Моисея

На долю Моисея выпало быть Ребе клаль Исраэль (сообщества Израилева), в то время как Аарону было предназначено стать дипломатом, послом, ведущим переговоры. Когда Моисей задает вопрос. "Кто я, чтобы мне идти к фараону?" (Исход 3:11), он сомневается в том, что у него достаточно знаний и умений для соблюдений всех правил общения с высокопоставленными лицами. Господь отвечает: "Твоя главная задача, Моисей, быть духовным и нравственным учителем, преподавателем Торы и Галахи, чтобы подготовить народ к принятию Откровения и подчинению ему. Для переговоров я найду другого человека. Ты был избран потому, что основная цель Исхода — не получение политической свободы, а превращение общества рабов в "царство священников и народ святой", а для этой роли ты подходишь как нельзя лучше. Ты — Учитель в высшем смысле этого слова". Моисей понял, что в этом заключается его роль, и принял мандат.

Во время эгель hазаhав реакция Моисея определяется его ролью учителя. Его решительные приговоры, мощное воздействие, которое произвели на окружающих разбитые вдребезги лухот (Скрижали Завета), смерть нарушителей — все это, по мысли Моисея, должно было навсегда искоренить идолопоклонство в народе Израиля. В конце концов, идолопоклонство также представляет собой служение, хотя и с некоторым отклонением, бессодержательность и бесплодность которого можно показать и доказать. Рано или поздно, по мере того как люди постепенно осознают его неразумность, оно рухнет и будет отброшено. Все, что здесь нужно, — это эффективные методы обучения, а для этой педагогической роли Моисей считает себя подготовленным.

Но киврот-hamaaвa уже не идолопоклонство, а язычество.

Это уже распущенность, ничем не сдерживаемая похоть, безудержность желаний и потакание чувственности нечто гипнотическое и разнузданное, то, что подразумевали древние греки под словом гедоне. Против идолопоклонства можно приводить какие-то убедительные доводы, как-то воздействовать на людей, но что можно сделать с язычеством, которое по отношению к морали есть чистый нигилизм? Его нельзя назвать конкурирующим или альтернативным учением, это вообще не учение. Как научить человека, как доказать ему превосходство ограничивающей, но при этом облагораживающей системы, направленной на то, что бы человек отождествил себя с Богом, а не оставался лишь плодом природы? В саду Эдема Господь повелел Адаму и Еве ограничить свои прихоти и сохранять контроль над своими желаниями и стремлениями. Для противоборства с язычеством роль учителя слаба, теперь Моисею повелевается стать оменом пестуном тем, кем он решительно быть не хотел.

В чем заключается различие между учителем и отцом-кормильцем (или матерью)? Учитель направляет ребенка в учебе, и мать-кормилица тоже учит ребенка. Но последняя, однако, наряду с этим носит ребенка на своих руках, у груди; ее "я" растворяется в ребенке, так что ее устремления становятся чем-то второстепенным или вообще исчезают. Потребности ребенка для нее важнее ее собственной жизни, она становится с ним единым целым, в нем, в ребенке, она находит свое продолжение. Происходит эмоциональное взаимопроникновение двух "я". В отличие от этого, учитель сохраняет свою индивидуальность, свою личность; его роль — передача конкретных знаний на интеллектуальном уровне.

И вот, в какой-то момент Моисею стало ясно, что для того, чтобы вести за собой Израиль, недостаточно быть учителем. Народ в его ранние годы, на этапе формирования, нуждался в Моисее точно так же, как младенцу необходима выхаживающая его мать; как и младенец, народ импульсивен, темпераментен, полон неисполнимых желаний, капризен. Евреи жаловались на жизнь по любому пустячному поводу. Моисей не был уверен в том, что сможет стать оменом: он понимал, что в этом случае работа поглотит его целиком. Ему придется не только учить и руководить, но и воспитывать, тренировать склонный к язычеству народ, преобразую его в ам сегула (избранный народ). Помимо выполнения функций учителя, ему придется установить эмоциональный контакт с этим народом, няньчить его, пока не кончится его национальное младенчество, няньчить с терпеливым и сочувствующим пониманием и сопереживанием. При этом, разумеется, он перестанет существовать как частное лицо, как человек, у которого есть своя семья, свои личные потребности, свои предпочтения. Его счастье и осуществление его надежд уже не будут связаны с его женой, детьми и личными устремлениями. От других еврейских лидеров никто не требовал такой жертвы; на его долю выпала уникальная, исторически необходимая задача, всепоглощающая ответственность поставить на ноги тот народ, которому Господь отвел решающую роль в своих планах развития мира.

Легко видеть, что наш век — век язычества, без всякой примеси идолопоклонства. Его основное содержание — ничем не сдерживаемая вседозволенность. В прошлом, в те времена, когда нужно было что-то противопоставить соблазнам других религий, философских школ и псевдоидеологий (которых и в наши дни сколько угодно), роль учительства, возможно, и была достаточна. Мы могли научить других и доказать им, что наш образ жизни в большей степени соответствует истинному пути. Однако язычество наших дней требует, чтобы мы были не только учителями, но в какой-то степени няньками. Помимо всего прочего, это связано еще и с тем, что в отношениях между современными людьми большую роль играют эмоции и самоанализ. Теплота объятий нужна нам не меньше блестящих идей, так же, как сочувствующее понимание, настоящая дружба и человечность общения, или напоминание современным митлоненим (мятущимся, жалующимся), что нам "не все равно". Роль учителя здесь недостаточна.

Разумеется, это требует огромного напряжения сил. Вряд ли разумно пытаться достичь высот самоотдачи Моисея, но какие-то черты омена необходимы. Наряду с умением учить мы должны выработать в себе такие качества, как преданность тем, кого мы учим, личная глубокая заинтересованность в их судьбах (в противном случае тяжесть бремени становится невыносимой), самоотверженность, готовность отказаться от своей личной карьеры и эгоистических амбиций; и сопереживание, способность учить не только ясно и наглядно, но и в постоянном эмоциональном контакте с учеником

И пусть не пустая сентиментальность, а достоинство и благородство сопровождают нас на пути к достижению этих целей.


1Гору Синай (hap Синай) Тора называет также hap Хорев и hap Элоким Термин hap hаШем (гора Господня) применяется исключительно для обозначения горы Мория (Храмовой горы в Иерусалиме) Таким образом, здесь подразумевается попытка устраниться от своего предназначения — идти в Землю Израиля и своей жизнью в ней служить Всевышнему (Прим. ред)