И еще я пишу...

Н. Симонович

История царской дочери

Дорогой мой.

Как безнадежно, как тяжело, все, что происходит с нами.

Не вини меня, поверь, я не могла тогда уйти с тобой, да и не знала, нужно ли это вообще.

А теперь, как горько, как ужасно сидеть мне тут одной и нет возможности сказать тебе ни слова. И я плачу. В первый раз плачу за все это время.

И я пишу тебе.

Может быть, ты прочтешь и поймешь.

Не знаю, есть ли надежда, что придет конец нашим бедам.

Как это началось.

Я проснулась во дворце. На самом деле, конечно, проснувшись, я понятия не имела где я и даже не думала об этом вовсе. Я спросила себя: «интересно, который час?», - потому как обычно я время знаю внутри себя, и только проверяю его иногда по часам. И я разлепила глаза и устремила туманный взгляд на то место, где предположительно должны были быть часы. Но часов там не было, не было вообще ничего узнаваемого вокруг, и тут я себя спросила: «Да где же это я?»

В комнате мебели не было почти: была низкая и широкая кровать, на которой я спала, около нее стеклянный столик, и еще какой-то маленький столик у окна, высокие потолки и ветер из отрытого окна чуть-чуть раздувает белые занавески. Но общее впечатление простора и воздуха, и богатства, почему-то, и все это совершенно незнакомое мне.

А когда я задумалась, а где я вообще-то должна быть, то поняла, что не знаю, и не помню вообще ничего про себя: ни своего имени, ни места жизни,  и вообще ничего из происходившего со мной прежде. Надо сказать, что в первый момент меня это не испугало, потому как было ощущение, что это как дурман пройдет, что быстро вспомнится все, как слово, которое почему-то никак не находится, но вертится на языке, и вот-вот вернется. И такое ощущение не оставляло меня долго, все я думала: ну день другой, ну потом-то я вспомню…

Я встала с постели и подошла к окну, мягкий и шелковистый ковер под ногами приятно пружинил. За окном был прекрасный сад, а за садом простиралось море, нежно голубое, оно сливалось с небом на горизонте и рождало в душе ощущение благодарности миру за то, что  он велик и светел. Ветер был полон запахов моря и цветов..

И тут я услышала неясный говор где-то за стеной, за дверью, и какие-то еще звуки, и ноты, флейту и гитару. Кто-то слабо постучал, дверь приоткрылась и в нее заглянула немного лохматая девичья головка. «О!, - воскликнула девушка, - ты проснулась королева, какое счастье.!» И сразу же под напором толкающих ее сзади молодых людей она влетела в комнату, а за ней еще и другие девушки и юноши. Флейта заиграла радостный мотив. Кто-то бросился ко мне обниматься, а остальные прыгали и танцевали вокруг нас.

Я была ошарашена и не понимала ничего. Робкие попытки мои объясниться ни к чему не привели. Я говорила им: «Я не королева, тут какая-то ошибка», но все только смеялись, и кружились вокруг меня в танце, и обнимали меня, и гладили нежно по голове. Мне не было страшно, но хотелось разобраться. Да, да я не помнила ничего про себя, но была уверена довольно твердо, что королевой я не была никогда.  Я пыталась им это объяснить, а самая шустрая девушка, та что первая заглянула ко мне в комнату, улыбаясь успокаивала меня: «Это мелочи, это все ерунда, ты все вспомнишь, ты поймешь».

Все они были одеты почти одинаково – в короткие – максимум до колен штаны и легкие  цветные рубашки, все они были молоды и веселы, и их радость легко передалась мне. Действительно, зачем сомневаться и грустить, ну я забыла что-то, ну, это наверное постепенно вспомнится.

Был среди них один человек, который отличался немного, чем точно, даже сказать сразу трудно. Может быть чуть-чуть смуглее был его загар, чуть-чуть темнее цвет рубашки, чуть-чуть серьезнее взгляд. Он в какой-то момент остановил хоровод, сказав: «Ну поплясали, и хватит, нас ждет король.» И все подхватили его слова: «Да, да, король нас ждет, надо идти.»

«Но как же я пойду, -  удивилась я, - вот так неодетая?»

На самом деле, я была одета точно так же, как и все остальные. На мне были короткие штаны и цветная рубашка. Молодые люди не понимая пожимали плечами, а самая шустрая взяла меня за руку и сказала: «Меня зовут Шош, пойдем, я покажу тебе, где есть одежда.»

Шош отодвинула панель в стене, и там оказалась шикарная ванная, а вдоль одной из стен располагались полки с одеждой, по большей части все такие же короткие штаны и цветные рубашки. А когда я потянулась к чему-то, что мне казалось более приличным – темному и длинному,  Шош остановила меня: «Это только для вечера, зачем тебе сейчас». Не знаю почему, но мне было неловко, я колебалась, и тогда Шош сняла с полки прозрачный шарф и подала мне: «Вот, на самом деле, это знак королевского достоинства, хотя совершенно не обязательный. Но, может быть, ты почувствуешь себя в нем удобнее».

Я завернулась в шарф.

«Кто вы все?», - спросила я.

«Мы твоя свита, королева, - ответила Шош, - мы очень рады, что ты наконец к нам вернулась».

Мы шли по коридорам, поднимались по лестницам, к нам присоединялись еще и еще молодые ребята, флейты играли, все плясали на ходу.

В большом пустом зале в углу сидели, нет, скорее расселись на ковре совсем такие же молодые ребята, какие окружали меня. А среди них, на невысокой подушке сидел сам король и, плавно взмахивая рукой, что-то объяснял. И ничем не отличался он от других – такой же молодой веселый, ну разве что – у него, в отличие от всех, лицо обрамляла короткая курчавая бородка, и на плечи был накинут прозрачный многоцветный плащ.

И вот, увидев нас, он прервал свою речь, встал и двинулся ко мне. Тут в первый раз я увидела его глаза, которые смотрели мягко и столь неумолимо, что мне в первый раз сделалось страшно, когда я поняла, что человеку этому я не смогу возразить никогда и не в чем…

«Мы все очень рады твоему возвращению королева», - сказал он ласково, и я только склонила, голову, так как не было у меня мужества даже ответить.

Король продолжил, обращаясь к остальным: «Мы прервем сейчас заседание совета, потому как есть у нас сегодня большая радость, мы празднуем возвращение королевы».

Он сделал какое-то краткое движение, и один из его свиты отделился и исчез за дверями зала, а король продолжал:

«По этому поводу, все приглашаются на праздничный завтрак на южной веранде».

Мы снова шли по коридорам дворца, тогда еще мне незнакомого, пока не вышли на большую веранду с видом на море и сад. Там уже были установлено несколько невысоких столов, и разложены подушки. В углу собирались оркестранты и настраивали инструменты. Король подвел меня к столику, на котором стояла холодная запотевшая бутылка белого вина, и блюда с зеленью, сыром и фруктами. Вслед за нами на веранду выкатилась огромная толпа молодежи, все свободно и в обнимку разлеглись на подушках и расселись за столиками. Они смеялись и болтали, но когда король наполнил кубок вином, и поднял его, как по волшебству установилась тишина.

«За королеву!», провозгласил он, и все встали и подняли бокалы и выпили в мою честь. А мне все казалось, что я здесь случайно, по ошибке, но как изменить что-то я не знала. Тогда еще не было никакой тоски, а только растерянность, непонимание, странное чувство, что я попала в какой-то поток, который несет меня неизвестно куда, и сопротивляться бесполезно Мы пили белое холодное вино и смотрели на море, король улыбался мне нежно, и я прошептала ему:

- Ты знаешь, что я не помню ничего про себя?

- Да, - ответил король, - но это не страшно, ты привыкнешь.

- Но я даже не знаю, как меня зовут.

- Тебя зовут Шула, - ответил он. – А сейчас мы будем слушать музыку.

Музыканты закончили настраивать скрипки, и возникла мелодия, сначала тихая и нежная, но постепенно набирающая силу и наполняющаяся радостью. Мелодия поднималась над садом и улетала к небу и морю. Скрипачи улыбались, а молодые люди на веранде чокались прозрачными бокалами и пили вино за здоровье короля и королевы.

Этот первый день прошел как во сне, и подробностей я не помню.

Помню танец. Он возник вдруг, из мелодии, которая постепенно становилась все более задорной и ритмичной. Несколько молодых людей выскочили на площадку и начали танцевать. Они сплетались и расплетались, взлетали в прыжках и замирали в объятиях. А потом король встал из-за стола и присоединился к танцующим.

Он сразу стал центром вихря, прыгал и кружился, а все остальные кружились вокруг. Он поднимал и подбрасывал девушек, и они обвивались вокруг него. Танец заворожил меня, но подняться и пойти танцевать вместе со всеми почему-то я не могла.

Когда кончился танец, король вернулся к своим делам, и я попросила показать мне дворец. Сразу же несколько человек радостно потянулось ко мне,  кто-то обнял меня за плечи, кто-то потянул за руку, все смеялись и повторяли: «Пойдем, пойдем со мной», а уже знакомая мне Шош пробилась вперед и умоляюще попросила: «Королева, возьми меня тоже». Они готовы были вести меня целой компанией, но тут выступил вперед молчаливый и смуглый человек, которого я еще раньше отметила в толпе. Во время танцев он, как видно сидел где-то сзади, но теперь неожиданно снова появился. Он легким жестом отстранил всех, в том числе и Шош, и сказал: «Я сам проведу королеву, а вы можете вернуться все к своим делам».

Его звали Корин,  он занимал в свите какое-то особое место, так что слушались его всегда беспрекословно.

Мы шли по залам и коридорам, и я думала, что, конечно, ничего не запомню, так ново и странно все было для меня. Мысли мои были в смятении от всего случившегося, и роскошь дворца мелькала перед глазами почти не оставляя никакого впечатления. Корин шагал рядом со мной молча. Только иногда бросал короткие замечания: «Это зал для представлений, мы иногда ставим тут разные пьесы,  это вечерний зал, тут мы собираемся на ужин, это кухня, тут всегда можно что-нибудь перекусить, это лестница в обсерваторию, это библиотека…»

Потом я узнала дворец хорошо и научилась в нем ориентироваться, на самом деле он был не так уж и велик, и построен просто и логично. Располагался дворец на склоне горы, и почти все окна его были обращены к морю. Вдоль стороны противоположной морю  протянулась огромная библиотека, одной стеной которой была скала, а свет проникал через стеклянную крышу. Я любила бродить по залам библиотеки,  раскапывала груды книг, в поисках чего-то, что я могла бы прочесть. Книги содержались там в большом беспорядке, все на разных языках, по большей части были мне совершенно незнакомых. Больше всего было книг с иероглифами, и их я сразу и без надежды откладывала в сторону. Я искала что-то, что могла бы вспомнить и не находила. Иногда знакомыми казались буквы, но попытка сложить их в слова ничего не давала. Редко когда находилась книга, значение слов которой были мне понятны, но почти всегда она оказывалась о каком-то скучном предмете, совершенно мне не интересном. Была одна книга по математике, в которой большую часть текста занимали формулы, а оставшееся сводилось к фразам: «Подставляя значения «кьу» в формулу 16, получим», или «Отсюда легко видеть». Была еще одна о медицинских инструментах, и я не понимала не только как они выглядят, как ими действуют и от каких болезней они лечат, но даже, о каких органах идет речь.

Один только раз мне повезло, когда я нашла книгу сказок. Язык там был почти понятный. То есть было много неизвестных мне слов, но общий смысл удалось уловить. Я читала эту книгу потихоньку, стараясь угадывать незнакомые слова, возвращаясь по нескольку раз к каждому предложению, примеривая значение к незнакомому слову, сравнивая с другими местами, где это слово мне уже встречалось, задумываясь над тем, как изменится смысл сказки, если оно значит что-то совсем другое.

Жизнь моя протекала легко. Рано утром мы с королем завтракали на маленьком балконе, только он и я, а потом расставались на целый день, и я фактически была свободна, и делала что хотела. Свита моя мне не докучала. В свободные часы они валялись на подушках, читая книги, играя на музыкальных инструментах и обнимаясь, но иногда вставали и уходили «выполнять важные государственные поручения» - кто его знает, какие. Весь этот мир смущал меня, еще и тем, что уловить грань между шуткой, розыгрышем и серьезным делом было мне не под силу.

Иногда меня тоже приглашали принять участие в какой-нибудь встрече послов. Корин приходил, и как бы извиняясь, немного иронично, говорил: «Королева, сегодня церемониал обязывает Вас присутствовать при очередной малоосмысленной встрече, так что сделайте одолжение, облачитесь в официальный костюм и примите участие».  Я надевала платье, кажется единственное такое во всем гардеробе, - «платье для официальных приемов», и Корин провожал меня в зал, где король беседовал с иностранными гостями на непонятном мне языке, а я улыбалась всем глупой улыбкой и пила воду из графина, не зная чем еще себя занять.

Вечерами мы собирались внизу в зале, где в полумраке горели свечи и играла тихая музыка. Вечером все выглядели иначе. Вечерние платья преображали до такой степени, что трудно было поверить, что это те же самые девчонки и мальчишки, которые днем в шортах и майках валялись на подушках, играли во дворе в футбол или в пинг-понг в спортзале.

Черные блестящие платья струились до пола, хитрые прорези в одежде иногда внезапно раскрывались чтобы на короткий миг вспыхнуло в темноте белизной плечо или колено и  обожгло воображение. Музыка вечером была томна и страстна, танцы медленны. Мы пили красное вино, ели поджаренное на огне мясо, и король не танцевал ни с кем кроме меня.

Все время, сколько я жила в замке, мешали мне постоянные прикосновения, поцелуи и объятия. Поскольку это было принято между всеми, я старалась втянуться и принять этот стиль жизни, но каждое прикосновение ласковой руки беспокоило и мешало, я вздрагивала и автоматически отстранялась. В моей свите добродушно хихикали над этой моей «робостью», и даже иногда кто-нибудь, жалостливо глядя на меня, очередной раз вздрогнувшую от неожиданной чужой ласки поизносил примирительно: «Ну, ничего королева, это пройдет, ты привыкнешь». И только Корин никогда не касался даже моей руки, и никогда не говорил со мной об этом. И совсем уже редко случалось мне поймать его взгляд - неуловимо насмешливый.

Дни проходили за днями, постепенно ткалась новая реальность жизни, и, казалось бы, можно было успокоится, и больше не пытаться, болезненно напрягаясь, вспомнить, что же было раньше, до того странного дня, когда я проснулась во дворце не помня ни имени своего, ни вчерашнего дня. Но нет, мне все казалось, что там за этой границей лежит важная загадка, не разгадав которую я не могу ничего понять и в сегодняшней своей жизни тоже.

В моей книге сказок не хватало многих страниц, и как-то мне попалась там история без начала и конца, о девочке, попавшей в заколдованный сад, которую заставили забыть свое прошлое, и чтобы ничто не напомнило ей о нем, из сада убрали все розы с которыми у нее что-то важное в прошлом было связано. И девочке все казалось, что чего-то в саду не хватает. Это было так похоже на меня. Я все бродила по дворцу в поисках кончика нити, за который можно было бы потянуть, чтобы хоть что-то вспомнить.

Иногда в голове всплывали какие-то строки, и я не знала, к чему они относились, но была у этих строк мелодия, цвет и запах, и я повторяла их с надеждой, потому, что казалось так просто, небольшое усилие и картинка проясниться. Но нет, цвет и запах и мелодия зависали в пространстве сами по себе и не вели никуда.

«А он ведь жил на фоне звезд…»

«Я больна любовью…»

И вдруг странное:

«Оркестранты просятся погулять…»

Мы часто уходили гулять в горы, бродили по ущельям, спускались к ручьям, купались  рядом с водопадами, где мелкие в течении ручьи вымывали глубокие водоемы. Один раз мы  пошли на такую прогулку вдвоем с Корином. Сидя  у водопада, под тенью высокого дерева, мы молча смотрели вдаль, в ту сторону, где внизу у подножья скал море простиралась так широко, что захватывало дух.

Обычно молчаливый Корин, теперь вдруг заговорил сам. Он сказал мне:

 - Королева, тебе надо успокоится, перестать мучиться вопросами, у которых ответа нет.

- Но как можно жить, чувствуя себя не настоящей, не помня ничего до... Мне иногда кажется, что я попала сюда совсем из другого мира.

- Ну, а хоть бы и так? Сейчас ты в этом мире, и наслаждайся им без сомнений и тоски.

Корин протянул руку и обнял меня за плечи. Это было так необычно для него, всегда сдержанного, что подействовало на меня сильнее, чем любая другая ласка. Я не смела отодвинуться, и почувствовала, что вся дрожу. Мне неожиданно захотелось прижаться к нему, выплакать у него на плече всю горечь, которая скопилась во мне за время жизни моей в этом мире, таком теплом и радостном, но совершенно чужом. И, одновременно с той же силой хотелось дать ему пощечину и выкрикнуть что-то обидное о предательстве и убежать…

Но я только сидела не двигаясь. И Корин сказал:

- Моя королева, почему не получать удовольствия от мира, там где только это можно, почему нужно строить себе странные запреты, заключать себя в непроницаемую башню, и мучить себя и других?

Он провел губами по моей шее, и я попросила:

- Умоляю, отпусти меня, ты же знаешь, что я не могу, не в состоянии.

Корин мягко убрал руку и сказал:

- Хорошо моя королева, я никогда больше не трону тебя. Но может быть все же тебе стоит перестать мечтать о несбыточном. То, что ты оказалась здесь означает, что нет у тебя надежды в другом мире, некуда тебе возвращаться. Все мы тут более или менее в одном положении. Никто точно не знает, откуда он пришел, но мы рады тому, что есть и живем в той реальности, которую видим. И может быть даже мы с тобой пришли сюда из одного места, поэтому, мне кажется, я понимаю твою тоску лучше, чем другие, но так или иначе назад ни у кого дороги нет, а если бы и была, то безумец тот, кто захотел бы вернуться.

- Но я хотела бы знать хотя бы кто я, и почему….

- Поверь мне королева, это совершенно лишнее.

Мы молча шли назад по горной тропинке, и  думала о том, насколько пронзительно красиво все вокруг меня, и насколько безнадежно, оказывается, мое стремление вырваться отсюда. И еще о том, что жажда вернуться не становится слабее от мысли, что может быть, прежняя жизнь моя была темной и страшной.

По вечерам к нам в зал заходили паломники и пешеходы. Они отдыхали, ели вмести с нами и пили вино. Некоторые были угрюмы и молчаливы, а другие рассказывали разные истории о своих путешествиях.

В тот день, когда ты вошел в первый раз в этот зал, король за ужином посмотрел мне в глаза и сказал: «Королева, я очень прошу тебя сегодня остаться с нами». С этого мига я все ждала, что что-то произойдет.

Ты знаешь, когда ты вошел, я узнала тебя сразу. Нет, я не вспомнила ничего. Я только знала, что ты пришел из прошлого, пришел, чтобы забрать меня, увести назад.

Я видела, как ты озираешься по сторонам, разглядываешь нарядных кавалеров и дам, прислушиваешься к томному голосу скрипки. Ты посмотрел на меня, но не подошел, а двинулся к столу, где наложил себе на тарелку разной еды и налил вина.

Ты говорил о чем-то с другими гостями, а я все ждала чего-то, то ли знака, то ли взгляда,  и, когда не стало сил больше ждать, я сама пошла к тебе.

Как ясно я помню эту странную встречу, как я подхожу , а ты встаешь неловко со стула, отряхивая крошки с бороды, и со смущенной улыбкой делаешь два шага вперед. И все в зале, замерли, прекратили разговоры, и обернулись в нашу сторону. Я не глядя  почувствовала как издалека за мной следит король и как за спиной неслышно вырос Корин. Как больно было мне видеть тебя таким усталым, в потрепанной одежде, потому что я знала откуда-то, что не подобает тебе выглядеть так, особенно тут во дворце.

И я сказала тебе:

- Здравствуй

Ты ответил:

- Ну вот, я пришел, давай вернемся?

За моей спиной Корин повторил слова короля:

- Ты же не покинешь нас сегодня, королева?

Да, я знала, что не уйду. И не потому, что боялась, но я вдруг очень остро почувствовала, что надежды нет, что ничего не изменилось, что в тот мир, откуда я пришла пути не будет, даже если мы отправимся туда вдвоем. И тут Корин сказал:

- Давайте устроим испытание.

И все вокруг радостно запрыгали и закричали: «Ура, испытание, давайте, давайте…»

Я должна была бы догадаться, что испытания, это безнадежный путь тоже. Что не случится чуда, и ты не сможешь их пройти. Зачем же я мучила и тебя и себя? Я не знаю. Я верила несмотря ни на что до последнего момента. А теперь уже не осталось у меня сил верить, а только плакать.

Мне нечего тут ждать. Я не дождусь ни снисхождения от короля, ни любви от тебя.

Я ухожу, а куда не знаю. Я до сих пор почти ничего не помню из прошлого, лишь последние дни стали всплывать какие-то смутные образы: старая обшарпанная стена и виноградная лоза над ней, пыльная дорога, в конце которой видны горы в полуденной дымке, белые цветы среди колючек.

И еще. Какая-то гора, заросшая колючками, несколько человек смотрят вдаль, и там, вдали другая гора, над которой облако. И я знаю, туда мы  должны прийти, в конце концов.

Я оставляю тебе письмо.

И в последний миг перед расставанием, я вдруг с ясностью вижу, это не конец, мы еще встретимся.