И еще я пишу...

Н. Симонович

Тамар дочь Шема

В нашей местности летом в путь желательно пускаться рано, задолго до восхода солнца, когда весь мир наполняет прохладная предрассветная мягкая мгла, не рождающая теней.

Ослы были привязаны к оливе недалеко от дома. Они спокойно жевали, лишь изредка шевеля бархатными ушами. Временами, какой ни будь из ослов поднимал голову, косился влажным глазом из-под длинных ресниц на дверь дома, и, не увидев никого, продолжал жевать.

Мы симпатизируем ослам. Они привлекают нас своей простой естественностью, удивительном образом сочетающейся с мудрым складом характера, позволяющим им терпеть многое. И даже когда жизнь доходит до некоторой черты, когда терпеть уже нет сил, максимум, на что способен осел, это на молчаливое неповиновение. Он знает, что восстание бессмысленно. Это как-то успокаивает нас в отношении ослов, и мы готовы дать ему второстепенную роль в сценарии великого избавления, которого человечество настолько привыкло ждать, что уже почти в него не верит. Но вот во что точно мы верим, это в то, что избавитель приедет на белом осле.

Из дверей дома вышло несколько человек с поклажей. Иеhуда и сын его Шейла привязали свои тюки на спину белых ослов. Ах да, ну конечно белых, ведь в те времена белый осел, это был важный символ общественного положения, неизбежный атрибут свободного человека, вроде как в наши дни Мерседес, или Вольво.

Отвязали они животных и двинулись в путь по горной тропинке. Шел Иеhуда и думал о своем, вспоминал, возможно, как в прошлые годы проходил здесь со старшими сыновьями, как когда-то давно вместе с братьями водили они по этой же дороге свои стада, о том, что здесь же, странствовали когда-то и его отец и дед и прадед. Каждая скала тут знакома, каждый камень, каждое дерево.

На молитву остановились они на большом холме. Солнце уже полностью вылезло из-за гор и освещало спускающуюся в долину дорогу. Иеhуда стоял и смотрел вдаль, туда, где  когда-то много лет назад увидел Йосефа, едущего на встречу братьям. Кто первый обратил внимание на фигуру Йосефа появившуюся вдалеке, кто первый однозначно опознал его по всем приметной полосатой рубашке, Иеhуда не помнил. Но он помнил отчетливо, так как будто это случилось вчера, как собрались братья на вершину холма, как ждали, вглядываясь вдаль. И как тогда, в тот страшный день, он почти физически чувствовал за спиной нарастающее напряжение, разгорающуюся враждебность. Иеhуда помнил, как услышал голос Шимона с усмешкой обращающегося к Леви «вот он едет…», помнил, как почувствовал растерянность Реувена, и взгляды остальных братьев, обращенные к нему, к Иеhуде. Он знал, что должен принять решение,  иначе выйдет наружу напряжение и злоба, разразиться скандал, который может кончиться совершенным разладом в семье. И кто еще, если не он? Жизнь иногда припирает нас к стенке и не оставляет времени на размышления. Он тогда ошибся, но что он еще мог сделать? Устраниться от решения, это тоже не выход. Или…

Шейла подошел к отцу:

- Я тут думал отец, ведь пришло время, и я обязан взять в жены Тамар?

- А тебе не страшно, после всего…?

- Страшно, отец. Я боюсь, и не знаю на ком вина. И не знаю, есть ли какой-то другой выход. Возможно, я должен просто отпустить ее?

- Я думаю, сказал Иеhуда, - мы еще подождем.

Они двинулись дальше, по дороге спускающейся с холма, и дальше по склону ущелья.

С другого склона того же ущелья, из-за кустов наблюдали за Иеhудой люди в довольно потрепанных накидках. Один из них,  суетливого вида, пригнулся, всмотрелся в цепочку путников и захихикал довольно: «Всего-то четыре человека, и с тюками, мы их одной левой…»

Другой разбойник взглянул из-под руки в сторону путников и усмехнулся: «Да это же Иеhуда, сын Иакова. Едут на стрижку овец. Они отчаянный народ, эти братья, ты, что же не слыхал никогда, как они обошлись с городом Шхем? Нет, с детьми Иакова у нас прочный мир, даже не заикайся.

Еще один из банды, худой человек в темных одеждах, который до этого спокойно возлежал под деревом, медленно и гибко поднялся и бесшумно скрылся за кустами. Спустившись на несколько метров по скалам и, отвязав своего осла, он двинулся в путь. 

Около небольшого источника под деревом сидел чернокожий мальчишка и жевал инжир. Время от времени он вылезал из-под тени деревьев, взбирался на высокий камень, оглядывал окрестности, а потом снова возвращался к источнику. Разбойник в темных одеждах появился неожиданно. Он бесшумно выскользнул из-за дерева и приблизился к мальчику. Несколько слов шепотом были сказаны им на ухо, после чего, мальчишка выудил из-за пазухи мешочек с деньгами и вручил вестнику, а тот исчез бесшумно, как и появился.

С камня на камень скакал мальчишка, насвистывая и поднимаясь в гору. Наверху, там, где располагалась небольшая деревня – он прошел между домов увитых виноградом, свернул в глухой переулок и постучал в дверь. Тамар впустила мальчишку, лишь кинула взгляд из-под накидки, не видел ли кто, и сразу захлопнула дверь.

Темны одежды Тамар, лицо скрыто, только глаза сверкают, смотрят на мальчика пытливо:

- Ну, что?

- Иеhуда возвращается, он едет на стрижку овец, госпожа. Верные сведения, видели его в долине Дотана. Похоже, что через день уже будет в Тимне.

Тамар повернулась, медленно пошла к окну и там остановилась, глядя на небо, как бы в задумчивости. Все уже было решено и готово, не было места сомнениям и колебаниям.  Но может быть, в эту минуту спрашивала она последний раз себя: «Хватит ли сил у меня?» И сжимала зубы, и отвечала себе: «Хватит». Может быть, молилась в этот миг Единому Богу, который послал ей это испытание, и ждала ответа, или намека. Но это нам неизвестно. Простояв в молчании несколько  минут, она обернулась снова к мальчишке и сказала:

- Спасибо Гирг.  Ты готов отправиться со мной этой ночью?

- Готов госпожа.

- Не рассказываю тебе подробностей, но подозреваю, ты и сам догадался, что я затеваю сомнительное дело, и неизвестно чем оно кончится. Так что никак не неволю тебя.

- Угу, - ответил мальчишка.

Он смотрел куда-то в угол комнаты и скреб в голове.

- Делов-то. Вообщем, ясно, ты скажи только, когда выезжать, я приготовлю ослов. А деньги я отдал, за те сведенья, что были, надо бы на всякий случай взять еще денег-то.

Мальчишка переместил свой взор в другой угол. Тамар посмотрела на него, и тень улыбки скользнула в ее глазах.

- Спасибо. Значит, перед заходом луны жди меня у источника. Мы двигаться будем по ночам и разумеется медленнее, но успеем к тому времени, когда они справятся со стрижкой.

Молодой месяц, склоняющийся к горизонту слабо освещал Тамар, ее слугу и пару ослов, карабкавшихся в гору по еле заметной тропинке.

Тамар легко ступала по знакомым камням и вспоминала все с самого начала. Еще и еще раз. Как будто был какой-то смысл перебирать воспоминания, как будто где-то в сплетении событий можно было найти успокоение или, по крайней мере, твердую уверенность в своей правоте.

Тогда был ясный летний день, небо сияло своей нестерпимой синевой, начинающейся сразу за порогом дома. Может быть, этот день был особенно беспощадно светел даже по сравнению с другими днями, а может быть, это память придала ему такой пронзительный оттенок. Тамар поднималась с братом на гору. Они шли в молчании, брат не говорил, зачем они отправились к святилищу. Когда добрались до верхнего уровня горы, Тамар остановилась, а брат пошел к жертвеннику и подсыпал на него воскурения. Сладкий дым поднимался прямо к небу.

Потом он вернулся и еще некоторое время стоял в молчании.

- Наша семья не очень уж разрастается, Тамар. Очень мало наследников, которые могли бы продолжить службу Всевышнему Богу на священной горе. Не за кого выдавать замуж девушек, и трудно найти невесту сыновьям. Ты же знаешь, что наши соседи служат идолам и нету возможности породниться с ними. Но такова, как видно, воля Всевышнего, кто мы, чтобы роптать.

- Да, такова Его воля, - ответила Тамар.

Она довольно давно примирилась с мыслью, что судьба добродетельной жены и счастливой матери семейства ей не суждена.

- Иеhуда, сын Якова, хочет взять тебя в жены своему сыну, - сказал брат. Легкий ветерок развевал его белые одежды, лицо было обращено к жертвеннику.

- Они же кочевники,  - с удивлением воскликнула Тамар.

- Они потомки Авраама, последователя Единого, наш отец в свое время выносил ему хлеб и вино.

- Но Иеhуда сроднился с Адуламянином, взял в жены его дочь. Дети Иеhуды…

- Никому не ведомы планы Единого. Может быть, Он хочет соединить потомков Авраама с жителями Ханаана, дать этой земле проявить свою силу в служении Истинному Богу. Иногда я думаю, что будет с нашей семьей? Известно, что потомки Авраама унаследуют святую землю, а что мы? Скорее всего, от нас к тому времени уже никого не останется. Мы долго были тут хранителями служения, выполняли свой долг, как можно лучше, но видно, наше время уже проходит.

Тамар тоже смотрела на жертвенник, на дым воскурения, поднимающийся к пронзительному небу.

Они остановились у источника. Тоненький ручеек вытекал из скалы и его вода собирался в небольшой бассейн, высеченный в камне.

Тамар села на землю, прислонилась к дереву и достала флейту из сумки. В ее семье музыка была частью жизни, частью служения и играть умели с детства все, и мальчики и девочки.

У этого источника летом собирались девушки и водили хороводы. Из-за кустов за ними следили молодые люди, и девушки, разумеется, об этом знали. Это был старинный способ выбрать себе невесту.

Вне хоровода сидели несколько подруг, которые стучали в тарбуки и играли на флейтах. Временами, кто-то из хоровода сменял одну из музыканток, и она присоединялась к танцу. Тамар тоже была среди них, а когда запыхавшаяся и раскрасневшаяся подружка присела к тарбуке вместо нее, она достала флейту. Еще одна совсем молоденькая девушка, улыбаясь, потянула Тамар за рукав, в круг, но она лишь отрицательно помотала головой и продолжала играть. И тут же шопот за спиной Тамар:

- Оставь ее, она из рода священников.

- И что им это не положено – плясать с простыми девушками?

- Ну да, ты же тут новенькая, понимаешь, они же в строгости воспитаны. Посмотри, как одета, даже лицо все закрыто, одни глаза видны. Да и чего ей тут плясать - за наших парней они не выходят, сильно гордые.

- А играет классно.

- Это у них в роду, ничего не скажешь, и характер у нее, у Тамар, ничего себе, добрый.

Тамар не смотрела в их сторону, она точно знала, о чем они шепчутся, это было так обычно, и давно не задевало никак.

И хотя вся жизнь ее сильно отличалась от жизни простой деревенской девушки, но ей было приятно приходить к ним на праздник играть на флейте, улыбаться и радоваться их радости.

Вдруг из-за деревьев возник темнокожий мальчишка. Он прошептал что-то на ухо одной из девушек, та повернулась и взглянула на Тамар. Речь шла явно о ней.

Танец продолжался, а девушки склонялись одна к другой и передавали какую-то новость, улыбались, удивлялись, и поглядывали на Тамар.

Тамар спрятала флейту. Она двигалась быстро, но мальчишка, хотя и делал вид, что глазеет на танцы, был начеку и бросился бежать. Петляя между кустов, он промчался по тропинке вниз и скрылся бы из виду, если бы Тамар, лучше него знавшая дорогу, не выпрыгнула из-за высокого камня прямо перед ним.

- Ну, Гирг, маленький сплетник, докладывай, что произошло?

Парень улыбнулся во весь рот.

-         Приехал Иеhуда с сыновьями. Но мне говорили тебя не предупреждать, я и не предупреждал.

Он улыбнулся еще шире.

Тамар рассмеялась:

- Ну ладно, тогда уж веди меня, погладим на них тайком.

Они бежали в гору, прыгали по камням, перебирались через скалы, а выйдя на другую сторону холма увидели издалека Иеhуду с сыновьями, и их скот, который щипал травы еще ниже по склону. Прячась за деревьями и кустами Тамар и мальчишка подобрались к такому месту, где лежа под прикрытием кустов они могли  увидеть близко под скалой Иеhуду и его детей, сидевших за трапезой.

Иеhуда начал рассказывать:

- Это довольно древнее изречение: Три вещи сокрыты для меня, а четырех не знаю…

Иеhуда замолчал.

 - Путь орла на небе, - сказал Эр

 - путь змея на скале, - сказал Онан

Они взглянули на Шейлу, но тот молчал, поэтому Иеhуда продолжил:

- путь корабля среди моря и путь мужчины к женщине.

Гирг неловко двинулся, камешек подскочил, покатился вниз.  Тамар дернула его за руку, вскочила на ноги и оба побежали назад вверх по склону.

Они снова шли, в полной уже темноте, и Тамар продолжала  соединять в памяти нити событий и размышлять.

Она помнила свадьбу с Эром. Как он вошел в шатер, где сидели девушки родственницы, играли и пели. Все со скромно прикрытыми лицами. Девушки отодвинулись назад и медленно прошел Эр к Тамар, и медленно поднял покрывало. Только один взгляд обжигающий почти физически бросил он на нее и сразу опустил глаза. А потом были танцы и угощение и близость.

Жизнь с Эром складывалась странно. Днем он пас овец в горах, а когда солнце склонялось к морю, Тамар заканчивала печь лепешки, складывала их остывать под полотном и накрывала на стол. Она выходила из шатра встретить мужа, и видела Эра издалека, как он шел за своими овцами, и вечерний ветер развевал покрывало за его спиной похоже на крылья большой птицы.

Тамар наливала в кувшин воды, чтобы полить Эру для омовения, но обычно он забирал кувшин из ее рук, и поливал себе сам. Не глядя на нее, делал это, и не поднимал глаз во время еды.

А в сумерки снова Эр выходил из дома, уходил в пустыню, и возвращался только под утро. Страсть томила его, гнала  из дома, жажда неба и близости с Единым. Лишь черные глаза Тамар, способны были заглушить на миг эту страсть, привязать ненадолго к земле, вот и избегал Эр ее глаз уходил по ночам в пустыню. И кто она такая Тамар, чтобы пытаться конкурировать с Небом, чтобы завлекать его на свое ложе?

О, как хотелось ей иногда взмолиться: «Дай мне ребенка Эр, дай мне зачать, хотя бы один раз…».

В ту ночь Эр не вернулся домой. И встав рано утром, в страхе накинула Тамар покрывало и бросилась в горы, лишь крикнув на ходу Гиргу, чтобы позвал мужчин на помощь. Несколько часов бродила Тамар по ущельям, пока не встретил ее Гирг и не привел домой.

Браться нашли Эра у подножья горы. Безлунной ночью сорвался он с крутого склона, не взлетел, упал вниз.

Может не судьба ей, просто не судьба. И проще было ни на что не надеяться, ничего не ждать.

Но что мы знаем про планы, которые придуманы для нас еще с сотворения мира? И как, не зная ничего, принимать решения, как верить? Шло время и Тамар не решала ничего. Она по праздникам сидела за столом Иеhуды, не поднимая покрывала, ела хлеб, и часто встречала взгляд Онана. Ждущий взгляд.

Три месяца прошло, и не стала Тамар возражать, чтобы Онан вошел к ней. Мягким и ласковым он был, хвалил ее еду и радовался ее красоте. Но детей но он тоже не хотел дать Тамар детей. «Зачем тебе дети, моя красотка, ты сама красива, как дитя», - улыбался ей.

Как тягостны были семейные встречи. Какую зависть возбуждали в Тамар беременные женщины и матери с маленькими детьми. И  сочувственные вздохи женщин:

– Ну, не печалься, не так уж и много времени прошло.

– Ты ведь знаешь, наша бабушка Сара родила в девяносто лет, так что, просто терпеливо жди, и ты тоже удостоишься.

– Ты знаешь Тамар, отчаяние и даже грусть – это от недостатка веры в Единого. Надо положится на него во всем.

Тамар вежливо улыбалась, охотно играла с маленькими детьми и старалась не слушать утешений.

И лишь иногда восходила она по заветной тропинке к Святой Горе, падала там навзничь и просила у Всевышнего чтобы дал ей сил.

Но не было надежды. После недолгой и страшной болезни ушел Онан, оставил ее опять одну. И Иеhуда сказал: «Вернись домой Тамар, вернись домой, так как мал еще Шейла, не может войти к тебе и возместить потомство своим братьям». Тень заботы лежала на лице Иеhуды, и ничего больше не сказал он ей, только тяжело вздохнул.

О, она знала, знала, что будут бояться ее теперь брать в жены, видела страх Иеhуды и понимала его. Когда два мужа умирают один за другим, то все считают это за плохой знак, и как не бояться за своего последнего сына, особенно ему, главе колен дома Яакова?

Но по своей воле она не уйдет.

Как просто было прежде, без надежды на нормальную семью, на детей, на такое простое продолжение жизни своей в родной плоти. Казалось, ей был предназначен другой, высший и почетный удел – приближение к Божественному Свету. Казалось, ей совершенно чужды пустые заботы и хлопоты простых людей. Но вдруг, жизнь сделала странный поворот и посеяла у нее в душе надежду, и невозможно отказаться от этой надежды. Ее дети и внуки должны жить в этой земле, должны продолжать и нести свет Единого Бога, который придет людям со Священной Горы

Стрижка – это большое дело, для тех, у кого вся жизнь крутиться вокруг овец,  это завершение трудов, получение результата. Земледелец пожнет то, что посеял и возрадуется душа его, скотовод сострижет шерсть и возблагодарит Всевышнего. Над бокалом вина произносят скотоводы хвалу Господу Единому и радуются, едят и пьют.

Когда же стало хорошо на сердце у Иеhуды, встал он от праздничного стола, попрощался с пастухами и оседлал осла. Шейлу и слуг оставил он с овчарами и веселый поехал домой один. Медленно ехал Иеhуда, следил за солнцем медленно спускающемся к западу, возносил в сердце хвалу Богу Единому за все то хорошее, что было у него в жизни, молился в душе Всевышнему, чтобы Тот не оставил его и дальше, не дал засохнуть веткам его рода.

Дорога спустилась в лощину и тут на развилке увидел Иеhуда шатер и женщину, которая стояла у входа. Женщина смотрела ему прямо в глаза, и не мог Иеhуда оторвать взгляда от нее. Тогда медленно-медленно подняла она покрывало и открыла ему свое лицо.

Может быть пришло время наконец поговорить о любви? Так проста она, и каждый знает что это такое, и вместе с тем никто не может ее до конца постичь. Что случилось с праведным, даже можно сказать со святым человеком, почему он остановился, почему посмотрел на эту женщину, почему не мог отвести взгляда? Мудрецы наши толкуют, что специальный ангел пришел в тот момент и столкнул Иеhуду с его обычного пути. Я искала в разных древних сказаниях но не нашла там имени этого ангела. Может быть и правда нет возможности его назвать, а может быть, когда будущее посылает знаки в прошлое, невозможно рассказать, о том как эти знаки касаются нашей души и о чем ей говорят. И поэтому непостижимы для нас пути избавления, кроме, разумеется, той роли, которую играют в ней ослы.

Темен предрассветный час. Осел знал, что в дорогу отправляются еще до рассвета, и поэтому просто жевал и ждал, когда выйдет Иеhуда из шатра, когда пуститься в обратный путь. А в шатре Тамар долго смотрела на спящего Иеhуду, потом собрала потихоньку вещи, связала их в узел.

Как узнать, правильно ли поступила она, как догадаться, что ждет ее дальше, счастье или позор? А может быть ничего не изменится, может быть этот отчаянный поступок не приведет ни к чему. Неисповедимы пути провидения. Ты должен сделать все, что ты можешь, и даже больше того, что можешь, а потом окажется, что и этого мало. Печать и нить и посох хранили молчание до поры до времени.