А Сисра бежал к шатру Яэли (Шофтим 4:17)
Они мастерили дудочки из тростника на берегу ручья. Подрезали полые тростниковые палочки так, чтобы получился нужный звук, связывали несколько вместе, и получался музыкальный инструмент. Яэль пробовала сыграть простую мелодию, ее дочки - Таль и Хавива - подстраивали свои дудочки в тон. Ручей тек в небольшом ущелье, и третья дочь, Ализа, которая не имела склонности к музыке, играла с собакой наверху. Этот пес, которого звали Неш, родился совершенно непохожим на своих родителей, и сильно отличался от обычных ханаанских собак, как видом, так и характером. Большой, черный, с квадратной мордой и какой-то странной бородой, он был неутомим и неустрашим. Сейчас, в полдень, когда все собаки устроились в тени камней и лениво наблюдали за медленно передвигающимися овцами, Неш носился вместе с Ализой, прыгал по камням, играл с ней в прятки, и временами тявкал от избытка счастья.
- Если хотите, - сказала Яэль дочкам, - я научу вас одной старой мелодии.
Таль и Хавива лежали среди трав, опершись на локти, и слушали. Мелодия, которую она заиграла, была проста, но повторялась, и в повторениях возникали изменения, которые завораживали и добавляли смысла. Потом девочки пытались повторить напев, но сбивались, и Яэль заиграла снова, уже уверенней и громче, освоившись с новым инструментом. Некоторые собаки подняли головы и прислушались, а потом снова легли, и было похоже, что они продолжают слушать.
Плеск ручья, шуршание мелких зверей в зарослях тростника, гавканье Неша и мелодия Яэли дополняли друг друга, сливались в одну песню без слов о пустыне. Но постепенно к этой гармонии прибавился новый звук. Первыми насторожились собаки, они навострили уши, повернули головы, а некоторые даже поднялись на ноги и сделали несколько шагов в направлении звука. Дальний скрип колес, скрежет камней, шаги. Девочки отвлеклись от музыки и вопросительно взглянули на мать. Яэль ничего не сказала, лишь небольшое напряжение можно было заметить в ней, чуть-чуть сдвинула локти, чуть-чуть нагнула голову - но продолжала играть.
Сверху, оттуда, где проходила дорога, все слышнее становился шум колес и шагов. Подъехавшая колесница остановилась, и Яэль поднялась на ноги и отложила инструмент. Собаки мелкими шажками стали стягиваться к ней, изредка кидая взгляд на воина, который вышел из колесницы и спускался вниз по склону ущелья. Подойдя поближе, воин поклонился и произнес:
- Мир тебе, Яэль. Я чрезвычайно сожалею, что из-за меня ты вынуждена была прервать игру, но не мог я не остановиться, так зачарован был твоей мелодией - казалось, что это сами горы и ручьи поют. Песня эта напомнила мне что-то из детства, и я остановился спросить тебя, откуда эта мелодия.
- Привет и тебе. Мелодии этой научил меня отец.
- Давай сядем Яэль, поговорим, и продолжишь играть.
Собаки, увидев, что все протекает мирно, снова улеглись в тень, и только Неш прекратил свою игры с Ализой и спустился вниз, к ногам Яэли. Вслед за ним пришла Ализа и подсела к сестрам.
Воин обратился к девушкам:
- Что вы тут шепчетесь, красавицы? Ненароком зверь нападет на стадо, неплохо бы вам и за овцами приглядеть.
- Собаки приглядят, - кратко сказала Яэль.
А Неш обратил к ней умный свой взгляд, как бы спрашивая: "Это ты всерьез? Надо бежать, проверить, что с овцами?". Но Яэль только погладила его легонько по спине, и Неш снова повернул голову в сторону воина.
- Удивляюсь я твоему мужу Яэль, - снова заговорил воин, - как он позволяет тебе одной пасти стадо, когда сыновья Израиля к колодцам боятся ходить. Столько опасностей подстерегают одиноких женщин в пустыне. Я с моим десятком солдат, мог бы легко похитить сейчас и тебя, и дочек твоих, и овец.
- Неужели ты сделаешь такое человеку, в шатре которого столько раз находил приют, с кем вмести разламывал хлеб и пил вино?
- Я-то, конечно, нет, но многие другие не столь разборчивы. Удивляюсь, как ты сама не боишься.
- Все знают Хевера, он в мире со всеми, но если его заденут - то вспыльчив и беспощаден, таков нрав кочевников, вот и нет охотников связываться с нами.
- Да, в этом ты, может, и права. Но ведь характер женщин непостоянен. Стоит красавице выйти из шатра, и не знаешь, что придет ей в голову. Увидишь ты, например, какого-нибудь статного и сладкоречивого воина, и увлечешься, и покинешь своего мужа.
- Наши обычаи - обычаи сыновей Кейни, - кратко ответила Яэль - возможно, тебе трудно их понять.
- Может быть, а может быть, и ты, Яэль, еще не знаешь себя, не представляешь, что страсть может сделать с женским сердцем.
- Может быть, - сказала Яэль.
Дудочки лежали на земле. Яэль не смотрела на своего собеседника. Она гладила Неша, а верный Неш слегка приподнял голову и обнажил зубы, это был еще не рык, а как бы намек на рык, слабое такое клокотание в горле. Воин поднялся, за ним поднялась и Яэль.
- Оставайся с миром, Яэль.
- Счастливого пути, Сисра.
Они молча смотрели в сторону удалявшегося воина. Сисра сел в колесницу, кивнул своим спутникам, и продолжил путь.
***
Возвращались к шатру ближе к вечеру. Снаружи, возле небольшой печки сидела старшая дочка Яэли – Ноа, и пекла лепешки. Рядом маленький Йона ел лепешку и запивал ее молоком.
- Омойте руки, и садитесь есть, - сказала Ноа пришедшим и, обращаясь отдельно к матери, добавила:
- Гость сидит у отца, из Шило. Я им подала еды и вина, если пойдешь в шатер, можешь отнести им еще хлеба.
Яэль вымыла руки, взяла свежие лепешки и вошла в шатер к мужу. Гость сидел напротив Хевера, они пили вино и беседовали.
Яэль поклонилась сначала гостю, тот в ответ лишь прикрыл глаза. Потом она обернулась к мужу и улыбнулась ему. Лицо его тоже расплылось в улыбке. Между ними давно уже не нужно было много слов, краткие взгляды могли сказать почти все. Яэль поставила тарелку и села рядом с Хевером, который продолжил прерванный разговор.
- Что же касается козлов, я их не держу, вы знаете. Для козлов загон нужен, а если их по горам пасти, то скоро тут ни одного деревца не останется - все съедят. А остальной же скот, пожалуйста, можем вам, когда хотите, отдать.
- Я сам не возьму, - отвечал гость - пригоните к нам в Шило, и мы заплатим больше. Сейчас время неспокойное, мне не хочется зря рисковать.
Хевер помрачнел.
- Да уж, тяжелые времена, когда священник не может сам забрать свой скот в Храм. Не знаю, сколько так может продолжаться.
- Будет продолжаться, пока народ не раскается. Грешит народ, отвращается от истинного Бога, опустела скиния в Шило, почти никто не приходит на праздник, не приносят жертвы. Каждый отсиживается под своей смоковницей, под своей лозой. Обращаются к чужим богам - и получают то, что заслуживают.
- В Храм не приходят, - заметил Хевер, - а вот к пророчице в Раму идут.
- Пророчица Двора занимается мелкими делами - тут найдет пропажу, там помирит соседей. Разбирает ссоры, толкует сны. Почему, как истинный пророк, она не обличает их грехи, не вернет их в Храм Единого Бога? В тот момент, когда весь народ раскается, кончатся все наши беды и все наши враги погибнут. Бог будет воевать за нас, как во времена Моше!
- Но и во времена Моше Бог только помогал, а воевал народ. Может, и сегодня нужно вооружиться и выйти на войну? Как сыны Израиля могут терпеть позор порабощения? Деревни покинуты, все прячутся в городах и ездят окольными тропами, чтобы не попасться на глаза воинам Явина.
Гость прикрыл глаза и произнес нараспев:
- "Он прекращает войны до самого края земли, Он ломает луки, обрубает копья, сжигает колесницы в огне!" Мне, с Божьей помощью, удалось разогнать филистимлян, когда они напали на меня, простым воловьим рожном. И так же испугаются нас и побегут от нас наши враги. Позор Израиля будет длиться, пока он не вернется к Богу.
Тут Яэль вступила в разговор:
- Но ведь позор Народа Израиля - это осквернение Имени Всевышнего! Как сыновья Израиля могут позволить этому продолжаться? Если мы не отвечаем нашим врагам, они теряют всякий страх. Никто не может знать, чего хочет от нас Бог, если Он Сам не скажет этого пророку. Может, Бог хочет от Израиля, чтобы он научился сам воевать за себя, а не полагаться во всем только на помощь Неба?
Священник не ответил ничего. Он поднял свой кубок и отпил глоток вина.
Хевер налил гостю еще и сказал:
- Благослови мою жену Яэль.
Гость кубка не взял, он поднял руки свои над кувшином вина, и благословил всю семью Хевера.
Еще сильнее помрачнело лицо Хевера. Яэль видела, как ярость закипает в нем, она знала по опыту, как трудно остановить его в такой момент. Медленно взял Хевер в руки кубок, полный вина, и медленно начал подниматься с места. Ссора, казалось, была неминуема. И тут Яэль быстро взяла кувшин с водой и подошла к священнику. Низко поклонившись, подала ему кувшин и произнесла:
- Омой руки, и благослови Всевышнего, дальний путь предстоит тебе завтра, лучше бы как следует отдохнуть перед дорогой.
Хевер остановился. Он посмотрел на своего гостя исподлобья, потом поставил назад вино и сказал:
- Да, отдохни перед трудной дорогой.
***
Когда священник ушел отдыхать, Яэль села перед мужем и серьезно взглянула на него. Хевер уже перестал сердиться и смотрел на нее, как всегда, с улыбкой. Но было все же кое-что, что Яэль хотела высказать. Женщины часто хотят высказать вещи, которые уже как бы и сами собой стали понятны. В браке им почти всегда приходится это желание в себе подавлять, но иногда и мужчина должен смириться, и выслушать жену. Мир требует компромиссов. И в этот раз Яэль не удержалась:
- Как бы то ни было, ты не должен был заводить ссору с гостем, гостеприимство - свято.
- Но и гость, не имеет права так грубо пренебрегать нашими обычаям. Он прекрасно знает, что у сыновей Кейни принято уважение к женщине. Своих жен они могут держать под замком, если хотят, а моя жена сидит со мной рядом, и ее мнение важно не менее чем мое. В его доме я поступлю, как принято у них, но здесь я не позволю ему унижать тебя.
- Ах, оставь, Хевер, на самом деле, все это такие мелочи. Я думаю, в словах его, при всем при том, много истины. Народ Израиля забыл дорогу к Храму, и это большая беда. Давай в этом году пойдем на праздник в Шило.
Хевер упрямо мотнул головой.
- Нет, лучше к Дворе, в Раму.
Яэль нежно обняла его за плечи:
- Ну хорошо, пойдем к пророчице Дворе, а потом - в Шило.
***
На большой поляне, полого спускающейся к перекрестку дорог, росли пальмы. В их тени сидели люди и внимательно слушали пожилую женщину, которая стояла несколько выше по склону. Лицо ее было светло и голос ровен.
- Сейчас мы продолжим с вами изучение Торы, ее пятой книги, которая называется "Повторение Торы", или, по первым ее словам, - "Дварим". Вот отрывок, который мы будем разбирать сегодня:
А теперь, Израиль, чего Господь, Бог твой, требует от тебя? Того только, чтобы бояться Господа, Бога твоего, чтобы следовать всем путям Его и чтобы любить Его, и чтобы служить Господу, Богу твоему, всем сердцем твоим и всею душою твоею…
О чем здесь говорится? Чего Бог от нас хочет?
Кто-то из слушателей ответил:
- Он хочет, чтобы мы выполняли те законы, которые Он дал нам через Моше.
- Да, да, конечно, он хочет выполнения его уставов, но уставы - это потом, об этом написано ниже, А ведь первое, что сказано - это «следовать всем путям Его». Что же это значит?
И снова кто-то ответил:
- Заповеди Его соблюдать.
- Нет, тут имеется в виду что-то другое, ведь про заповеди написано дальше, как мы уже сказали. Что значит - идти по Его путям?
Яэль решила высказать предположение:
- Когда мы говорим, что кто-то пошел по пути отца, например, это значит, что он продолжает в жизни дело своего отца.
- Да, верно, то есть, это значит, что мы должны поступать, так как Он. Так же, как, следуя путем наших праотцев, мы стараемся подражать их делам, так же мы должны подражать Всевышнему, поступать как Он. И чем больше мы берем пример с него, тем ближе мы к Нему, тем больше наша любовь к Нему, и тем лучше мы Ему служим.
Так в чем же мы можем взять с него пример, что актуально нам сегодня? И вот, написано дальше о любви Бога к Его народу. Как же нам можно не любить свой народ, когда это главное, когда это то, что делает Бог каждый день: праотцев наших возлюбил, и нас избрал из всех народов. Так каждый из нас должен любить свой народ, болеть за него душой. И позор нашего народа каждый из нас должен ощущать, как свой личный позор. И если Бог творит справедливый суд - значит наша первейшая задача - тоже творить справедливый суд. Так же как Он, мы должны быть милостивы к сиротам и вдовам, к беднякам и пришельцам, у которых нету крова и хлеба.
Надо любить ближнего, потому что Бог любит нас. Запрещено ненавидеть. Бог не ненавидит ничего из сотворенного Им.
Пожилой человек, сидевший довольно близко к Дворе сказал:
- Еще через 60 стихов, приблизительно, говорится о том, что Бог ненавидит злые дела, то, что творят ханаанские народы.
- Да, верно, дальше написано:
Не делай так Богу, своему Богу, ибо все, что мерзко для Бога, то, что Он ненавидит, они делали своим богам; ведь даже своих сыновей и своих дочерей они сжигают на огне своим богам.
Он ненавидит зло. То, что делают соседние с нами народы, которые не имеют жалости и любви даже к своим детям. Зло Он ненавидит, но не злодеев. Так же и мы должны ненавидеть зло, с ним и бороться. Но ближнего своего ненавидеть запрещено. И несколько дальше снова Моше говорит о путях Бога. Какова награда тем, кто идет по Его путям:
Ибо, если строго соблюдать будете все заповеди эти, которые я заповедую вам для исполнения, чтобы любить Господа, Бога вашего, ходить всеми путями Его и прилепиться к Нему, То прогонит Господь все народы эти от лица вашего, и овладеете вы народами, которые многочисленнее и сильнее вас.
Так что мы, для того, чтобы знать, откуда приходят на нас наши несчастья, и чтобы найти правильный выход, должны понять, что главное для Бога. Пока мы не будем милосердны, не будем любить ближнего своего, не добьемся справедливого суда, будут нас преследовать несчастья. Пока судьба всего народа не станет для нас такой же важной, как и судьба нашей семьи, нашего колена, будут побеждать нас наши враги. В день, когда соберется весь народ Израиля вместе, не сможет ни один враг устоять перед ним!
Двора села, и к ней потянулись люди со своими вопросами. День клонился к вечеру. Поляна пустела. Наконец, очередь дошла до Яэли и Хевера.
- Мы - сыновья Кейни, - начал Хевер.
- Да, я помню твою жену Яэль, ведь она была у меня здесь в прошлом году. Приятно снова видеть тебя Яэль, и особенно приятно, что сегодня вы пришли вместе.
- Мы все равно должны пригнать скот в Шило, сегодня священники сами не могут забирать его из-за ханаанейцев. А у нас с Явином как бы мир. На самом деле, просто все боятся сыновей Кейни, знают, что мы всегда ответим войной на войну. Но душа у нас болит за Израиль, не можем мы понять, почему выпал такой позор святому народу, почему евреи не могут выйти на войну и отомстить своим притеснителям. Вы же знаете, мы всегда были вместе с вами, с самого начала, с дарования Торы. Только трудно нам понять, неужели духу не хватает у Израиля? Народ, который победил Сихона и Ога, который захватил Йерихо и завоевал почти всю ханаанскую землю, почему он вдруг ослаб?
- Ты прав, Хевер, против врагов надо воевать. Но мы не можем сделать это, пока не соберемся все вместе. Ни одно колено по отдельности не справится с Сисрой. Он силен, и воинов у него много, и колесницы железные. Пока есть разобщенность, пока у всех не будет болеть душа за нашу общую судьбу, бессмысленно начинать, Бог не даст нам победы. Но мы стараемся объединиться, ко всем коленам разослала я гонцов, и скоро уже придет от них ответ. Я надеюсь, что когда мы соберем большую армию, Бог нам поможет.
- Ну, тогда и нам сообщи, - сказал Хевер, - сыны Кейни выйдут на войну вместе со всеми.
- Спасибо вам. Не вы первые пришли ко мне с такими словами, и это дает мне надежду, что час избавления близок.
- Скажи, Двора, - спросила Яэль, - а почему священники не хотят поддержать тебя? Почему Шамгар пренебрежительно говорил о твоих делах, упрекал, что, мол, не увещеваешь ты народ. Может, это вопрос не к месту, но мы пасем свой скот в пустыне, и часто не знаем, что в Израиле происходит.
Двора улыбнулась.
- Мы с Шамгаром верим в одного Бога, и один закон проповедуем. Может быть, он сердится на меня за то, что я не призываю народ идти в Храм. Но ведь я и не отговариваю никого, я занимаюсь вещами, которые мне кажутся самыми главными. Они важны для всех, поэтому народ идет ко мне. Может быть, если бы священники меньше думали о количестве принесенных им жертв, а больше о нуждах людей, то тогда бы и величие Храма стало более явным.
- Что же, ты считаешь, что жертвы неважны?
- Важны, конечно. В Торе заповедано построить Храм, и в Храме мы обязаны приносить жертвы, и туда же мы приходим с первинками нашего урожая. Но если сердце людей очерствело, если они несправедливы и жестоки, то никакие жертвы народ не спасут. Для того, чтобы Храм стал воистину Храмом Всевышнего, мы должны искренне раскаяться, исправить наши дела, и тогда это место будет воистину встречей между народом и Богом.
Солнце садилось. Яэль и Хевер возвращались в свой шатер, который они разбили на северо-восток от Рамы. Яэль показала на один их холмов и сказала:
- Вот, говорят, что там, на этом холме, заночевал когда-то праотец Яаков. И камни, которые служили ему изголовьем, потом объединились в один большой камень. Неужели, если неживые камни могут соединиться в один, потомки Яакова не смогут объединиться и освободиться от вечного страха перед врагами?
***
Яэль и Хевер стояли у входа в шатер. Груженый осел, тактично отвернув морду, что-то жевал.
- Я пойду с тобой, - сказала Яэль, - ты же знаешь, я сражаюсь не хуже мужчин.
- Знаю, милая, но ведь кто-то же должен позаботиться о детях.
- Они уже достаточно взрослые, Ноа справится. Когда я была в ее возрасте, у меня уже у самой были дети.
- Я верю в успех, но воля Бога от меня скрыта. Что, если сегодня Он не даст нам победу, кто тогда защитит наших детей? Кто отомстит за меня? Ты не должна их сегодня оставлять, я в этом уверен.
Яэль ничего не сказала, только обняла мужа и склонила голову ему на плечо.
- Будьте осторожны,- сказал Хевер, - я забрал почти все оружие, которое было у нас, ведь у сыновей Израиля почти нет мечей и кинжалов.
Яэль распрямилась, погрузила руку в складки свой одежды, вытащила свой кинжал и отдала мужу.
- Иди с Богом.
Хевер махнул ей рукой, взял осла, и ступил на дорогу в сторону горы Тавор.
***
С утра подул сильный ветер, вздымающий кучи пыли, и небо потемнело. Тучи неслись со страшной скоростью, овцы жались в кучу и собаки подвывали. Неш подозрительно смотрел на небо. Потом начался дождь - крупные капли, сначала редкие, потом все чаще, и в конце хлынул небывалый для лета ливень. Моментально понеслись по склону ручьи, сливающиеся в единый поток в ущелье внизу. Грохотало, и сверкали молнии. В звуках бури Яэли чудился свист стрел и звон мечей, крик и шум битвы. Она знала, что сраженье происходит довольно далеко, но не могла удержаться, и все прислушивалась, в бесплодной надежде что-то понять и угадать в этом гуле и свисте. Два часа лил дождь, и поток внизу вздулся и стал похож на бурливую речку. Временами дождь становился как будто слабее, и даже вроде бы совсем переставал, но потом припускал с новой силой. Еще через час перерывы в буре стали все длиннее, дождь, кончился, небеса немного прояснились, и Яэль вышла из шатра.
По дороге шел путник. Он был небольшого роста и вел с собой осла. Яэль двинулась навстречу, а, немного приблизившись и узнав человека, побежала. Это был ее младший брат Офер, совсем еще мальчик. На осле, низко склонившись, сидел, почти лежал, Хевер. Он был бледен, глаза закрыты.
- Офер! - воскликнула Яэль. - Ты был в сражении?
- Да, Яэль, мне ведь уже больше тринадцати, и я пошел со всеми мужчинами. Мы увидели, что Хевер ранен, и я привез его домой, так велел отец.
Они вместе внесли Хевера в шатер, и Яэль сказала:
- Пойди, подкрепись, поешь чего-нибудь, я омою его раны, а детей позови сюда.
Хевер лежал в шатре, всегда темное его лицо сейчас стало каким-то пепельным. Жена и дети сидели возле его ложа. Когда Хевер открыл глаза, он нашел взглядом Яэль, улыбнулся ей и начал говорить тихо:
- Ты помнишь, Яэль, те дни, когда мы бродили по горам около Ткоа, и тот день, помнишь, когда мы забрались в пещеру. Я до этого был там уже один раз. А когда мы возвращались, я помню, ты бежала назад, через первый зал, и повернула вдруг ко второму выходу, к тому, что над пропастью, ты же не знала тогда, что там есть еще один. И я увидел твой силуэт на фоне света, и очень испугался, и закричал тебе, чтобы ты остановилась. Ты знаешь, до этого я просто о тебе всегда думал: "Хороший парень". Мы вместе гуляли, играли, разбивали носы и все такое. Тут я впервые за тебя испугался, и понял, как ты мне дорога.
Яэль помнила. После они вернулись домой, и целых две недели Хевер не показывался. В первый раз тогда она почувствовала боль, такую боль, которая сладка и горька одновременно. Хотелось его забыть навсегда, и только о нем хотелось думать целый день. Яэль носилась по горам одна. Подолгу лежала в траве и наблюдала жизнь мелких животных, муравьев, жуков мышей, даже лисы иногда пробегали. Она томилась и не знала что делать. С раннего детства не плакала Яэль, когда разбивала коленки, и царапала локти, и тогда она тоже плакать не научилась. Мать смотрела на нее странно, но молчала.
Через две недели Хавив - отец Хевера пришел прощаться, они решили двинуться дальше, а семья Цура, отца Яэли оставалась. Хевер пришел вместе с отцом, но ничего не сказал. Яэль не знала, что с ним случилось, чем она обидела его, но первой заговорить не хотела. А еще через месяц Хавив пришел просить Яэль для своего сына в жены.
- Ты знаешь, Яэль,- сказал Хевер, - тогда я долго уламывал отца, он считал, что я еще слишком молод и мне рано жениться. Но я все же думаю, что я был прав. Жалко, что так мало мы были вместе. Он снова на некоторое время закрыл глаза, а потом позвал детей.
- Здесь они, - сказала Яэль.
Хевер обвел их взглядом, как бы проверяя, все ли тут, и сказал тихо:
- Вы знаете, там, в конце - свет.
Он прошептал еще несколько слов, тихо, так, что никто не услышал, и замолчал.
Яэль вышла из шатра и сказала Оферу:
- Возвращайся назад, там ты нужнее сейчас, чем здесь. Я сама приготовлю его тело к погребению.
***
Когда Яэль снова вышла из шатра, солнце пробивалось кое-где через тучи, ветер был сильный, и облака продолжали нестись по небу. Но камни уже подсыхали, мелели и исчезали ручьи, стекающие в ущелье. Медленно подняла глаза Яэль и увидела воина, приближающегося к ней со стороны дороги. Плащ его был порван и испачкан в крови и грязи, губы пересохли, а глаза горели безумным огнем. Он шел прямо к ней.
- Яэль, - сказал он, - напои меня, дай мне глоток воды, ибо я изнемогаю от жажды.
- Сисра? - удивилась Яэль. - Как ты тут?
- Я тороплюсь, я должен отомстить. Подлый, трусливый Барак напал на мое войско, когда непогода застигла нас, когда колесницы застряли в грязи. Спустился и ударил, а мы не могли защищаться. Но он еще пожалеет, одно сражение это не решает ничего. Еще есть воины в Харошет hа-Гоим, сыновья Израиля еще пожалеют, что они нарушили мир с Явином. Яэль, дай мне напиться, потому что я бежал целый час, я умираю от жажды.
Яэль посмотрела вокруг в задумчивости, как бы ища чего-то и не находя, и увидев кувшин молока, подошла и налила полную чашу. Подняла голову, и когда обратилась к Сисре, голос ее звенел:
- Зайди, господин, в шатер мой, зайди не бойся. Выпей молока у меня в шатре.
Выходя, забыла Яэль накинуть покрывало на голову. Вышла она, и села на камень, и смотрела вдаль - на горы и рощи, и туманное озеро вдалеке. Рассеялись облака, и солнце, перевалившее за полдень, светило, и воздух был чист, омытый недавней грозой. Тихо, светло и пусто было в мире. Так сидела она, пока не подошли к ней воины Барака. И сам Барак приблизился было, но, взглянув ей в лицо не решился ничего сказать. И Яэль сама сказала ему:
- Там человек, которого вы ищете, в моем шатре, я убила его.
Так сидела Яэль целый день. Приезжали сыны Кейни, запыленные и уставшие от сражения. Подходили к ней - и отходили. И когда спустилась ночь, пришла Ноа, обняла ее, забрала в шатер и уложила вместе с собой в постель.
Яэль заснула сразу и увидела сон. Во сне они гуляли по горам с Хевером. И она сказала: "Ты представляешь, мне показалось, что ты умер". А он смеялся и отвечал: "Ну что ты, ты ведь знаешь, что смерти нет". И они снова бродили в темноте пещеры со светильником. И Хевер пошел вперед, и вот она увидела, что он стоит у выхода на фоне неба, улыбается ей и исчезает.
Потом целую неделю съезжались родственники. Женщины готовили, смотрели за хозяйством, кормили Яэль и детей. Только Неш лежал у входа в шатер и есть не хотел. Яэль сидела молча, только иногда вставляла пару слов в разговор. А вечером Ноа брала ее и уводила к себе в постель. Перед субботой приехала Двора. Она рассказала, что по всей стране идут сражения, и сыновья Израиля прогоняют ханаанейцев. Вечером зажгли свечи, а сидя за трапезой, говорили о Хевере. Все вспоминали его добрый нрав, смелость и честность. А она молчала.
Когда все разошлись, Двора обняла ее за плечи и сказала:
- Почему ты не плачешь, Яэль, мы должны оплакивать своих мертвых.
Но Яэль ответила заученно:
- Бог дал, и Бог взял, пусть будет имя Бога благословенно навечно.
И только вечером, когда, вернувшись на свое ложе, она вдруг вспомнила, как они стояли с Хевером под свадебным балдахином, и как он взял впервые ее руку в свою, она упала на подушку и заплакала. Неумело, тихо, с раздиранием горла.
О чем? О жизни, о смерти. И о любви, которой нет конца...
Из комментариев к книге Шофтим.
Мидраш «Ваикра Раба» 23:10
Сказал Рейш Лакиш «Нигде больше в Писании не встречается слово «смиха» (שמיכה), и комментировать надо так: «шми» «ко» (שמי כה) - таково мое имя. И то, что сказано «имя» [в писании упоминание слово «имя» намекает на доброе имя], свидетельствует о том, что не дотронулся до нее этот злодей…
Трактат Йебамот 103:а
Сказал р. Йоханан: Семь раз поимел ее этот злодей в тот день, как сказано: «Между ног ее стал он на колени, пал, лежал; между ног ее стал он на колени, пал; где стал на колени, там и пал, сраженный»…[Песнь Деворы – Шофтим 5:26]