К оглавлению "Арба паршийот"

З.Дашевский

Глава "Захор"   

1. /Бешалах, 17: 7-13/  Прблема выхода из Египта и движения по  пустыни, как  демонстрация Славы Всевышнего. Приход Амалека, как результат того, что не верили в Божественное присутствие. Описание необычной войны с Амалеком. Обсуждение вопроса о «дирижерской работе» Моше. Ответы на вопросы:  откуда у евреев оружие; для чего понадобилась битва с Амалеком именно перед самым   дарованием Торы; кто такой Амалек и мотивы его поведения; почему только руки Моше должны были держать поднятый посох.

2.  /Бешалах, 17: 14-16; Ки-тэца, 25:17-19/   Важность отрывка «парашат захор»;  Ответ на вопрос: какова разница в понимании фраз: «У Господа война с Амалеком...», «Я (Господь) сотру память об Амалеке...» и тем, что Моше требует этого от народа;  Мидраш к словам: «Кто не боялся Бога». Объяснение, что Амалек – это злое начало, которое является  реакцией на наше плохое поведение. Вопрос о правильности  сомнений.

3. Ответы на вопросы: Возможно ли сомневаться в существовании Творца; является ли основным недостатком Адама его неумение сомневаться; можно ли считать всех наших врагов Амалеками и каков    здесь критерий.

Необычная война с Амалеком.

В шабат, предшествующий празднику Пурим,  читается парашат «Захор». Попробуем обсудить содержание этого раздела. Сначала посмотрим тот отрывок из книги Шемот, который читается в сам праздник Пурим. В конце раздела Бешалах, который начинается с выхода народа Израиля из Египта, этот раздел описывает теперь очень плотно идущую серию эпизодов начала движения евреев по пустыне. Это смело можно назвать «герметической педагогикой», когда то и дело возникают острые проблемы: сначала они три дня удаляются, потом получают приказ возвращаться обратно. Можно было бы подумать, что вот, они попали случайно в такое опасное положение, и Всевышний спас, и для того, чтобы нас спасти рассек море. Однако, такое впечатление развеивается тем, что с самого начала раздела Бешалах говорится, что Всевышний это делает для того, чтобы прославиться на фараоне и его войске. Про всю эту операцию, весь этот маневр – три дня удаляться, а потом возвращаться, говорится, что «Я прославлюсь на фараоне».  И всё рассечение моря нужно было не для того, чтобы спасти Израиль, а для того, чтобы на глазах Израиля и Египта продемонстрировать славу Всевышнего. В конце всей этой картины, после рассечения моря, после того, как море выплеснуло утопших египтян, наконец, евреи поверили и  поется первая песня – « Песнь на море».  После этого начинаются некоторые своеобразные чудесные будни, когда у них кончаются одни и другие припасы, у них горькая вода, кончился хлеб, потом совсем нет воды.  В семнадцатой главе, когда они находятся в пустыне Син, как раз рассказывается о том, что там вообще отсутствует вода, и это для пребывания в пустыне является катастрофой.  Народ, естественно, очень энергично выражает свое волнение, вопиёт к Моше: что же делать? Моше отступает под этим натиском и говорит Всевышнему, что ещё немного, и они меня побьют камнями. Моше получает очень своеобразное распоряжение взять группу старейшин, отправиться в соседнюю пустыню, (которая, кстати, называется Синай) и там ударить посохом по скале, и скала даст воду. Правда, не ясно, почему нельзя было это сделать в этой пустыне, а надо было идти куда-то с лучшими представителями народа, чтобы они потом рассказывали «о чуде», ведь всегда лучше один раз показать, чем десять раз рассказать. Здесь же Моисей отправляется куда-то, там вода вытекает из скалы, и столько воды, что река притекает в эту соседнюю пустыню, где находится весь народ, и пьют воду и люди и скот, и всё хорошо. Рав Стриковский  высказывает по этому поводу такое соображение, что в данном случае Всевышний предпочитает явной наглядной науке другую науку, такую, чтобы народ сразу привыкал к тому, что вода исходит из того самого места, откуда они получат Тору.

Наша тема начинается с седьмого стиха, который завершает этот эпизод с водой: «И назвал имя тому месту Масса и Мерива по поводу того, что там сыны Израиля испытывали Всевышнего и ссорились». Они ссорились как бы с Моше, но на самом деле со Всевышним. Как же они испытывали Всевышнего? – Они говорили: «Есть ли среди нас Всевышний или нет?» Очень существенно, что именно сразу же после этого пришёл Амалек. Это поразительно, что народ, который видел все эти чудеса, задает такой неожиданный вопрос. Если бы, например, наше поколение задало такой вопрос, то, хотя и нельзя роптать, всё-таки не так много явных чудес мы видели в своей жизни, и вроде бы мы легче можем усомниться, есть ли среди нас Божественное присутствие или оно где-то далеко. Но это ведь был народ, который уже второй месяц живёт в обстановке сплошных чудес. Они каждое утро, по крайней мере последние две недели, собирают хлеб, который выпадает с Неба; их защищают облака славы; после этого эпизода с водой (этого они могли ещё не знать) с ними начнёт  ходить походный колодец. В таких условиях как же можно было сказать: «Есть ли Господь среди нас?», то есть, как они могли подумать,  что может быть, все чудеса не от Господа, а, может быть вообще в этой пустыне «так принято». Как бы там ни было, реакция на этот вопрос самая непосредственная: «пришёл Амалек и воевал с Израилем в Рефидиме», как называется это место. В Торе вряд ли есть простые географические названия, которые ничего не обозначают. Каждое название места таит в себе какой-то глубокий намек. Мудрецы говорят, что Рефидим – от «рафа», что означает «ослаблен», а  «рафу ядаим» означает, что они опустили руки и не занимались Торой. Поэтому-то и получается такая неприятная картина.

Как же Амалек воевал с Израилем? Очень часто Тора сообщает нам кратко то, что происходит, а потом описывает детали. Амалек «пришел» и очевидно, он собирался воевать. Следующий стих: «И сказал Моше Йеhошуа». Мы помним , что Йеhошуа – помощник,  прислужник Моше. Моше сказал: «Выбери для начала людей и выходи воевать с Амалеком; завтра я буду стоять на вершине этого холма, и посох  Бога будет у меня в руке». Дальше говорится:  «И сделал Йеhошуа как сказал ему Моше и воевал с Амалеком. А Моше, Аарон и Хур поднялись на вершину холма. И было, когда поднимал Моше руку, то побеждал Израиль, а когда опускал руку, то побеждал Амалек. И руки Моше отяжелели, и его помощники Аарон и Хур взяли камень и подставили, и Моше сел на него, а Аарон и Хур поддерживали его руки: один с одной стороны, а другой – с другой. И были руки Моше тверды до захода солнца. И разбил Йеhошуа Амалека и его народ мечем».  Чем эта война необычна? То, что  Йеhошуа собрал не очень большое войско, а устная традиция передает, что он от каждого колена собрал по тысяче человек, то есть двенадцать тысяч воевали, то само по себе это не диво, и нередко с малочисленным войском мы побеждали, но не совсем ясно, какую роль здесь играет Моше (когда-то это уже обсуждалось). Существенно понять, что же Моше делает: когда он поднимает руку, то побеждает Израиль, а когда опускает, то верх берёт Амалек.

Вся эта «дирижерская» работа Моше скорее всего нужна не для самого хода войны. Конечно, можно предполагать, что это какая-то «алхимия», что оттого, что он поднимает руки Небесное управление влияет сильнее, и такой ход рассуждения  нельзя исключить. Нет сомнения в том, что они побеждали, когда Моше поднимал руки и наоборот, но мы задаем вопрос о том, каков механизм этой координации, каково объяснение этого факта? Очень многие задумываются над этим вопросом. И множество классических комментаторов дают совершенно разные ответы. Некоторые комментаторы говорят, что руки Моше исполняли функцию «полкового знамени»: когда полковое знамя поднято, тогда народ полон боевого духа, и он побеждает. Руки Моше – это его руки с посохом. Если так важно, чтобы был поднят посох, то его можно было бы просто прикрепить к какому-нибудь столбу. Как может человек выдержать столько часов (устная традиция говорит, что Моше остановил солнце, и этот день длился долго, пока не разромили Амлека), как у него может хватить энергии, чтобы с поднятыми вверх руками всё это время держать посох? Даже, если Моше держали за руки, это всё равно очень тяжелая «работа». Как бы то ни было, но это настолько интригующий вопрос, что не просто мидраш, а в трактате Рош-hа- Шана целая мишна посвящена этому вопросу. Там цитируют этот отрывок, как Моше поднимает руки и т.д., и спрашивают: «Разве руки Моше выигрывали войну? Разве руки Моше проигрывали войну?»  Наши мудрецы были реалистами. Война-то идёт внизу, как же можно дирижировать? Однако, как говорит Мишна, когда глаза народа Израиля устремлены с Отцу, который в небе, они тогда непобедимы. Когда же они начинают искать причину у себя под ногами, то они терпят поражение. Тем не менее для того, чтобы понять пшат, здесь ещё остается много вопросов. Можно только напомнить один очень любопытный факт. Такое понимание в стиле мидраша, а может быть, что даже есть и такой мидраш.  Про этот холм, который здесь обозначен «hа-гива»,  Моше говорит, что он будет стоять на его вершине, то есть, на вершине вполне определенного холма, и может быть, Моше даже его показывает. Мудрецы, когда видят, что что-то названо с определенным артиклем, понимают, что это нечто такое, которое не просто кому-то известно, а что оно известно и нам, читателям, и вообще известно всем. И они понимают так, что этот холм был «просто»  горой Мориа, на которой когда-то Авраам связывал своего сына Ицхака на жертвеннике. Здесь, предвидя важное событие, гора Мориа переместилась в пустыню, в Рефидим, и тогда получается, что Моше стоял на Храмовой горе и «дирижировал». Мы знаем, что это уже не так удивительно, потому что в мидраше Храмовая гора уже однажды «предприняла путешествие» даже чуть более далекое, а именно, пасхальную жертву в Египте тоже приносили на Храмовой горе, которая «приехала» даже в Египет, и в мидраше такие путешествия не большое диво. Любопытно то, что очень правдоподобные подсчёты показывают, что битва с Амалеком происходила двадцать восьмого числа месяца Ияра, то есть, в день освобождения Йерусалима, хотя это и нельзя утверждать с абсолютной точностью.

Ответ на вопрос:

Откуда у евреев взялось оружие для этой войны? – Тора нам сообщает в самом начале раздела Бешалах: «И было, когда фараон отпустил народ, то не повёл Бог их путём через землю

пелистимлянскую, потому что близок он, ибо сказал Бог, чтобы народ не передумал, увидев войну, и не вернулись в Египет. И отклонил Бог народ путём через пустыню Красного моря; и вооруженными вышли сыны Израиля из земли египетской».  Слово «хамушим» по-простому обозначает, что они вышли вооруженные. И тут Раши и другие комментаторы задают вопрос, каким образом они были вооруженными? Ведь они – вчерашние рабы, которых только что отпустили. Ответ они дают такой, что это не в буквальном смысле, то есть не то, что прямо из Египта они вышли вооруженными. Для того, чтобы мы не удивлялись, откуда у них оружие для войны с Амалеком, нам заранее говорится, что они будут дальше в пути вооружены. Откуда у них оружие? – Дело в том, что они вылавливали очень много интересных предметов, оставшихся от утопших египтян. Там было не только много оружия, но и много золота и драгоценностей. Вероятно, в древности человеческое сознание было в чём-то похоже на сознание современного человека только они действовали более откровенно. Можно представить себе, как он мчится на своей не очень совершенной колеснице, а эти колесницы были без рессор и двигались довольно тяжеловесно. Тем не менее они нагружали их не только вооружением, но и золотом и драгоценностями, это придавало им ощущение значительного человека, имеющего большие богатства. По изречению наших мудрецов человек, у которого ничего нет, человек бедный, он всё равно, что мёртв. Поэтому, если человек на своей колеснице нагружен своими богатствами, то он чувствует, что он «джигит». Таким образом по простому объяснению оружие у евреев появилось только после рассечения моря, то есть, на неделю позже, чем они вышли из Египта. При этом, Тора нередко заранее сообщает нам деталь, которая нужна для понимания дальнейшего, или которая важна для дальнейших событий.

Ответ на вопрос:

Для чего понадобилась эта битва с Амалеком незадолго перед переходом в пустыню Синай и получением Торы? – Это происходит, действительно, через пять с лишним недель после Исхода из Египта, незадолго до прихода в пустыню Синай. Прежде всего, чтобы ответить на вопрос, для чего понадобилась эта битва, надо уточнить, кому она понадобилась? Никак нельзя это объяснить испытанием народа Израиля, потому что так можно объяснить любое событие. Каждое обстоятельство моей жизни – это экзамен, который я выдерживаю перед Божественным управлением. Любое хорошее или (не дай Бог) не очень хорошее обстоятельство жизни человека является испытанием того, поведет ли он себя так, как надо, для того, чтобы раскрыть свою человеческую сущность, или он не будет на этом уровне. Поэтому, это ответ праильный, но он слишком универсальный, можно всегда так ответить, что так хотел Всевышний: хотел испытать, хотел, чтобы было лучше. Посмотрим в плоскости «нижней». Кто пришёл воевать? – Амалек. Кто такой Амалек? Амалек это очень близкородственный народ; это народ, произошедший от Амалека, которого родила женщина по имени Тимна, которая была наложницей Элифаза, сына Эсава. Устная традиция передает, что она очень хотела прибиться к Дому Авраама, но Авраам её не принял, и Ицхак её не принял, и Яаков её не принял. Видно в этой женщине чувствовалось что-то такое, что её отвергали, хотя Авраам привлек к себе тысячи слушателей, сторонников. И мудрецы говорят, что вот, видите, как опасно отвергать человека, который хочет присоединиться к твоему народу. В конце концов она сказала, что буду тогда хоть наложницей Элифаза. Она была царских кровей, хотя довольно смутного происхождения; и она родила Элифазу Амалека. Амалек перенял от дедушки своего, от Эсава, эстафету вечной и непримиримой ненависти к Израилю. Его отец Элифаз не был таким ярым последователем Эсава; он ещё воспитывался в доме своего дедушки Ицхака и, судя по мидрашам, он был довольно приличным человеком. Амалеку же и тому народу, который от него произошел, было передано свойство неистребимой ненависти к Израилю. Амалек – народ , который обитал вблизи южных границ канаанской земли, вёл полукочевой образ жизни; кормились они набегами, разбоем. Теперь они от южных границ канаанской земли двинулись так далеко и дошли до Рефидима, и  это довольно порядочное расстояние, и пришли они для того, чтобы воевать, а не для того, чтобы награбить добра или взять в рабство. Они пришли из чистой и «бескорыстной» ненависти к этому народу для того, чтобы не допустить его подход к горе Синай. Здесь мы несколько перескакиваем, потому что когда идёт речь о бескорыстных поступках мы не можем найти все объяснения в этой нижней плоскости. Там, гда речь идёт о бескорыстной любви или бескорыстной ненависти, там мы уходим с нижней плоскости вверх. Не зря мудрецы говорят, что «любовь и ненависть портят строй». Всё логично и упорядочено, пока вдруг не появляются эти два очень сильных фактора. Мы знаем, что такое, когда «любовь портит строй»,  например, когда Авраам рано утром встает и собственноручно оседлывает осла, рубит дрова и т.д.  А пример ненависти, это когда столь же богатый Билам собственноручно оседлывает свою ослицу. У каждого из них было много слуг, но когда человеком движет такая сильная страсть, как любовь или ненависть, то тут уже не до чинов, не до строго упорядоченного строя. И раз Амалек приходит со свои небесным, горящим чувством ненависти, то получается, что у него был такой горячий стимул – прийти и не допустить того, чтобы Израиль двигался для заключения союза с Богом. Откуда у Амалека взялась уверенность в том, что он может помешать евреям, которым покровительствует Всевышний? В этом как раз вся суть. Вроде бы Амалек не хуже других народов видит, что Израиль находится под покровительством Всевышнего, и шансы победить в общем-то нулевые. Так может рассуждать человек, который не только знает о Божественном покровительстве, но который считает его, если не самым важным, но по крайней мере существенным фактором. Специфика же Амалека как раз заключается в том, что он вообще заявляет, что нет ничего по-настоящему важного. Это самая отличительная черта Амалека. Не то, что бы он говорил, что Бога нет, Бог есть, но только я, Амалек,  не приписываю Его управлению никакой важности, потому что на самом деле Бог всегда на стороне сильной армии – это не прямо то, что сказал Амалек, но это близко к его идеологии.

 Ответ на вопрос:

Почему именно Моше должен был держать всё время этот посох, а не все те, кто был с ним, хотя бы по очереди? – Это очень разумный подход, и можно полагать, что если бы тесть Моше мог прийти к этому моменту, то он сказал бы то же самое, что ты, Моше, и себя не щадишь, и дело ставишь под удар, надо разумно распределять нагрузки.  Однако, не всегда разумное с точки зрения рациональной соответствует поставленной задаче. Какой может быть рациональный смысл в том, чтобы кто-нибудь держал посох? Если бы дело было в том, чтобы посох должен был быть просто поднят, то можно было бы поставить какого-нибудь «деревянного болвана», чтобы он как бы его держал. Какая важность в том, чья рука его держит? Наверное, важность здесь решающая, потому что в этой ситуации поднятый или опущенный посох прежде всего символизирует нечто очень важное, а символ это не просто вещь знаковая, а символ это нечто, оказывающее и обратное влияние. Как мы увидим в дальнейшем обсуждении, а сейчас скажем кратко, что посох,  поднятый над головой, выражает суть праздника Пурим. А именно, когда руки, которые символизируют Божественное управление, подняты выше головы, тогда не постичь это своим разумом ни коим образом. Это суть праздника Пурим, когда мы должны притупить свое сознание. Это очень необычная идеология, и это единственный в своем роде праздник, и мы поговорим об этом ближе к Пуриму. На вопрос о том, почему это должны были быть руки Моше, можно ответить так, что это потому, что руки Моше выступали полномочным символом Божественного управления миром. Никакие другие руки не могли их заменить.

Ответ на вопрос:

 Является ли имя Эстер еврейским? – Этот вопрос надо разделить на две совершенно разных проблемы: является ли происхождение этого имени еврейским, то есть имеет ли оно источник в Танахе и было ли принято у нашего народа в древности, второе – принято ли оно у евреев в наше время или было принято в недалеком прошлом. Имя Эстер по-простому говоря, нееврейского происхождения, хотя мидраш говорит, что это имя имеет очень явный и прозрачный намёк в Торе, когда Всевышний говорит: «астир» о лице, которое Он скроет. Нееврейское происхождение имени Эстер, так же , как Мордехай, не должно нас сильно удивлять потому, что согласно традиции, мы не меняли имен, когда были в египетском рабстве, но в Вавилоне даже у наших мудрецов встречаются имена вроде бы нееврейские, и вообще есть много имен, заимствованных у других народов.

Сопоставление  отрывка «парашат захор» и того, что говорится в книге Шемот о войне с Амалеком.

После того, как Йеhошуа победил Амалека, четырнадцатый стих раздела Бешалах говорит: «И сказал Всевышний Моше: «Запиши это на память в книгу и вложи в уши Йеhошуа, что Я  совершенно сотру память Амалека из-под неба». И построил Моше жертвенник и назвал ему имя «Всевышний – мое знамя». И сказал, что Всевышний поклялся, что война у Всевышнего с Амалеком из рода в род.

Моше в книге Дварим (глава двадцать пятая), повторяя какие-то законы Торы или ключевые эпизоды, происходившие в пустыне,  так говорит, обращаясь к народу, это уже совсем под конец сорокового года пребывания в пустыне, и он говорит: «Помни, что сделал тебе Амалек в пути, когда вы вышли из Египта, что он приключился тебе в дороге и перебил всех споткнувшихся позади тебя, а ты усталый и измученный, и не побоялся Бога». Кто не боялся Бога? По-простому говоря, это – Амалек, но возможен и некоторый намек, потому что здесь не видно лица, а использовано прилагательное: «и небоящийся Бога». Дальше Моше говорит: «И вот, когда Всевышний, твой Бог, даст тебе покой от всех твоих врагов вокруг в земле, которую Всевышний, Бог твой, дает тебе в наследие, чтобы ты владел ею,  сотри память Амалека из-под неба; не забудь». Этот короткий отрывок из трех стихов называется «парашат захор». Каждый обязан раз в год перед Пуримом прослушать чтение этого отрывка из кошерного свитка Торы. В чём же такая его важность? Почему мудрецы так постановили? – Потому что всюду, где в Торе говорится «захор», это обозначает не просто то, что нужно помнить, потому что, когда нужно сказать, что нужно помнить, Тора говорит: «не забудь». Но помимо того, что надо «не забыть», надо ещё «помнить», и это обозначает, что есть обязанность произнести это вслух. То есть, всюду, где сказано «захор», hалаха подразумевает требование, что это надо произнести вслух, так же, как «захор эт-йом шабат» обозначает, что  я должен сделать кидуш в начале субботы и hавдалу в конце, и произнести определенные слова. Точно так же слова: «Помни день выхода твоего из Египта» обозначают, что я должен каждый день вспоминать (напоминать) выход из Египта, когда приходит юбилей, праздник Песах, и я обязан подробно говорить о выходе из Египта. Это обязанность из Торы. Здесь говорится, что я должен «помнить», и это значит по крайней мере раз в год упоминать это, произносить, потому что если ты двенадцать месяцев не упоминал, то ты забудешь, поскольку есть такая hалаха, что если человек потерял вещь и в течение двенадцати месяцев её не нашел, то он по определению к этому времени уже отчаивается её найти.

 Ответ на вопрос:

Здесь говорится (Моше говорит), что народ должен стереть память об Амалеке, не забыть, но ведь раньше говорилось, что это говорит Господь: «Я сотру память Амалека из-под неба» и «Война у Господа с Амалеком из рода в род»? – Это вопрос очень острый.  Действительно, в книге Шемот мы только что видели, что Моше записал на память в книгу, что у Всевышнего война с Амалеком и что Он клянется, что сотрёт его память. А теперь Моше говорит, что ты, Израиль, сотри, пожалуйста, память Амалека. Мы опять приходим к такой странной ситуации, когда потихоньку «начальство» перекладывает свои обязательства на наши хрупкие плечи. Мы уже встречались с этим по крайней мере, когда Моше разговаривал с Богом у горящего куста. На первую же фразу: «Иди, Я пошлю тебя к фараону, и ты выведешь народ», Моше отвечает: «Кто такой я, чтобы пойти к фараону?» Мидраш, который мы  уже упоминали, говорит, что когда Яаков спускался в Египет, то Ты, Всевышний, явился ему в Бэр-Шеве и сказал: «Не бойся, Яаков, спускаться в Египет, Я спущусь с тобой и Я же тебя оттуда выведу». Теперь Моше говорит, что у меня есть простой и нескромный вопрос: кто тот «Я», который фигурирует в этом обещании? Это очень интересная игра мидраша. Когда Моше говорит: «Кто такой я, чтобы пойти к фараону?». это выглядит просто проявлением чрезвычайной скромности. Но теперь в мидраше это повернуто, как очень острая претензия: там Ты говоришь, что Я тебя выведу, а теперь ты говоришь: « Иди, Моше, выводи их!». Задается вопрос: так кто такой «я»? И здесь сам Моше выступает посредником. Там он записал: «Я, Всевышний, сотру», а  теперь Моше говорит: «Ты (народ) помнишь, что надо стереть, так вот, пожалуйста, сотри память об Амалеке». Как же это может быть? Простой смысл фразы «когда успокоит тебя Господь...» состоит в том, что когда все твои внешние враги будут усмирены, тогда займись, пожалуйста, Амалеком и сотри его память из поднебесной. Как же получается, что Бог обещал, что Он сотрёт, а теперь Моше говорит: «Ты, народ Израиля. стирай». Ответ здесь необычайно принципиальный, а именно такой, что это относится к самым основам Божественного управления миром. Бог с самого начала сказал: «сделаем человека». Мы уже говорили о том, что сделать человека внешними усилиями  невозможно. Никто из меня не может сделать человека без моего активного участия. Для того, чтобы я активно участвовал, мне необходимо дать какую-то «роль» в этом спектакле. Всевышний может сделать мне много, но Он не может сделать меня человеком по той простой причине, что человеческая личность – это то, что обладает свободой, то, что должен обрабатывать я сам. А специфика Амалека заключается в том, что этот физический народ Амалек является всего лишь внешней реализацией (внешней проекцией) некоторой глубокой духовной сущности. Эта «Амалекова сила» сидит в каждом человеке, и поэтому это враг не столько внешний сколько внутренний.  Поэтому недостаточно забыть, и тогда его не будет, потому что если я забуду, то он меня съест изнутри. Поэтому инструкция такая: не забывай, что этот враг не дремлет. По поводу того, есть ли  сегодня этот народ Амалек реально среди народов мира, и он где-то рассыпан или растворен, есть разные мнения. Очень может быть, что этого Амалека уже уничтожил даже царь Давид. Царь Шауль был первый, кому пророк передает заповедь пойти и истребить и стереть память Амалека. Почему? Потому что можно сказать, что к этому времени Всевышний дал нам покой. Все враги, кроме фелистимлян были довольно сильно усмирены, Шауль добился больших побед  и успехов в войне против фелистимлян, и поэтому пророк передает ему эту заповедь. Если бы Шауль выполнил заповедь до конца, то, может быть, пришли бы счастливые времена. Шауль же недовыполнил, и мидраш говорит, что тот царь Агаг, которого он оставил живым, дал потомство, от которого произошёл Аман, и поэтому мы читаем это именно перед праздником Пурим. Тем не менее такой факт, что даже если мы не обнаружим реального физически существующего народа Амалека, эта амалекитянская сила всё равно сидит, как духовный заряд. И она противостоит сущности народа Израиля в том, что Амалек, как мы говорили, утверждает, что ничего на свете важного вообще нет – всё неважно, всё игра случайностей. Мидраш это выводит из слова нашего стиха восемнадцатого. После слов «Помни, что сделал тебе Амалек» говорится: «карха ба-дэрэх» и это слово «карха» разбирает Раши и мидраш. Мидраш даёт три проекции этого слова. Простой его смысл – «случайность», то есть, «он случился тебе в дороге». Другое значение – от слов «кор» и «хам», и образ мидраша такой, что весь мир находился в состоянии кипения, и все чудеса, которые Всевышний сделал для Израиля, заставили все народы присмиреть, а Амалек похож на того, кто подступился к кипящей ванне, и ни одно создание не смело к ней подойти, а он плюхнулся в неё, и конечно, он ошпарился, но он её остудил. То есть, сила Амалека заключается в том, чтобы охлаждать кипение, никаких порывов. Хорошо ли что есть такая сила? Когда, оглядев всё сотворенное, Всевышний говорит: «тов мэод»то один из мидрашей говорит, что это – «тов мавед» – очень хорошо, что есть смерть, потому что если бы не было смерти, мы бы не так ценили жизнь (когда смерть будет побеждена, мы оценим, насколько и она хороша). То, что есть Амалек – это «замечательно», потому что это корень зла. Амалек – это другая ипостась того змея, который искушал человека. Что касается того, кого сегодня можно назвать Амалеком, то надо понять, что нам запрещено отождествлять Амалека без указания пророка.

Ставится такой вопрос. Неясность в том «кто не боялся Бога» услиливается следующим мидрашем. Когда евреи сказали в сцене в Рефидим: «Если среди нас Бог?», то по этому поводу мудрецы приводят очень известный мидраш. Ребёнок сидит на плечах отца, и ему это необычайно удобно.  Он говорит: «Сорви мне эту веточку, дай мне этот плод», и ему удобно, хорошо. Дорога длится долго, они встречают знакомых, и этот ребенок спрашивает: «Вы не видели моего отца?»  Раз так, то отец ссаживает его на землю, подбегает пёс и кусает его. Аналогия тут вполне прозрачная: если тебе так удобно сидеть на спине отца, что ты вообще решил, что отец исчез, то в результате такой «забывчивости» тебя кусает злой пёс. Другой образ, который тоже приводит мидраш, что царский сын  однажды залез через забор и воровал плоды в саду, и подбежал пёс и покусал его. Напоминая сыну этот эпизод, царь не хочет сказать сыну, что вот, какой ты был хулиган, а ты помнишь, как злая собака тебя покусала, такой негодный пёс? То есть, ты помни, что сделал тебе Амалек, но помни и то, отчего это произошло. Таким образом, Амалек – это воплощение той силы, которая, как всякое злое начало, не может втесаться в нас помимо нашей воли. Эта сила приходит , как реакция на то, что мы опускаем руки, не зря это происходит в Рефидим. Когда змей говорит женщине: «Даже сказал Бог ни от какого дерева в саду не ешьте», то если бы женщина ответила как следует, хотя не так легко придумать, как именно ей следовало ответить (может быть, самым верным было бы «двинуть ему в физиономию), но во всяком случае женщина проиграла сразу же. Потому что, как только она сказала «Как бы нам не умереть», так змей сразу же начинает спокойно «работать», и выдает гарантию: «Точно не умрёте». Амалек имеет гематрию, равную слову «сефэк»- «сомнение», и если у вас есть сомнения, то тут-то и есть место для злого начала.

Есть такой необычайно трудный вопрос, на который вряд ли можно дать однозначный ответ. Ждем ли мы того, что человек будет жить уверенным во всём и ни в чём не сомневаться? Может ли быть такой нормальная человеческая жизнь? Надо быть каменным или просто дубиной для того, чтобы не сомневаться. А если сомневаться можно, то почему же нельзя сомневаться «во всем»? Это в некотором смысле, возможно, один из основных вопросов мировоззрения, и оставим его на «обдумывание»: в чём нужно быть уверенными, в чём правильно сомневаться?

       Ответы на вопросы.

Ответ на вопрос:

Возможно ли сомневаться в существовании Творца? – В существовании Творца, согласно нашим мудрецам, не сомневается даже Амалек. Вера заключается не в том, что я верю, что Бог существует, вера вообще нуждается ещё в каких-то определениях, и здесь простор для объяснений математики, логики и пр.  Само по себе утверждение, что Бог существует, представляется довольно-таки бессмысленным. Если кошка существует, то я по крайней мере могу это продемонстрировать, если не доказать: могу к ней прикоснуться, могу её увидеть. Ничего такого с Богом я сделать не могу. Вера заключается не в том, что я верю, что Он есть, скорее стоит подумать о том могу ли я быть уверенным, что я есть? Вера, скорее всего состоит в том, что я полагаюсь на то, что я не брошен на волю случайностей, что я нахожусь под Его Божественным управлением. Даже, если Он не существует в этом мире, Он управляет им; это нечто гораздо более содержательное. И именно это Божественное управление отрицает Амалек, а само существование Бога его не волнует: мало ли что существует.

Ответ на вопрос:

Обязательно ли «парашат захор» читать в Синагоге? – Поскольку нужно слушать из свитка Торы, а свиток Торы запрещено разворачивать без присутствия минйана, что довольно трудно такое чтение устроить дома.

Постараемся, определив те существенные моменты, которые мы недоопсудили сегодня, сделать это в следующий раз, когда будем говорить о самом празднике Пурим.

Ответ на вопрос:

К следующему обсуждению: Мы говорили, что Адам был нехорош именно тем, что он не умеет ни в чём сомневаться, а теперь мы говорим, что сомнения – это место для злого начала? – Понятно, что Адам был человеком интеллектуально абсолютно совершенным, но совсем не был развит, как личность. Вполне возможно, что искусство человека должно состоять в том, чтобы уметь сомневаться, а Адам действительно, не умел, и поэтому, когда змей сказал: «Бог запретил, и Он это сделал потому, что Он сам поел от этого дерева, и теперь вас не пускает, чтобы вы тоже не стали, как Он, способными сотворять мир», то тогда первая женщина «прозрела»: вот, от нас скрывают «самое лучшее». Вероятно, это действительно очень важно, если бы она хотя бы допускала какую-то долю сомнения, или объяснилась бы с Богом, почему змей так говорит. До разговора со змеем у них была одна единственная инструкция, была одна единственная струна: они хотели жить в ладу. У человека во внутриутробном состоянии нет никакой борьбы со злым началом: он получает питание и всё, что ему нужно, и у него нет никакких проблем. Проблемы начинаются, когда он выходит в этот мир и начинаются какие-то «неудобства». Пока Адам был в райском саду, и всё было готово, и были определенные линии поведения, то они были, как безусловные законы и не подлежали сомнению. Когда же змей сообщает, что оказывается у Хозяина есть что-то на уме, и Он от тебя скрывает нечто намного лучшее, то появляются некоторые иные возможности.

Ответ на вопрос:

Можно ли таких жестоких  наших врагов, как мусульмане,  считать Амалеком? – Дело в том, что если я буду считать кошку, которая себя плохо ведёт, драконом, то от этого её биология не изменится. Поэтому вопрос о том,  можно ли считать всякого нехорошего человека Амалеком, вопрос не о том, как я считаю, а вопрос о том, как на самом деле обстоит дело; а этого мы не знаем без пророка. Здесь не может быть критерием жестокость. Например, когда в истории с золотым тельцом евреи убили племянника Моше Хура, очень трудно оценить степень этой жестокости, и они не были амалекитянами на сто процентов. Есть историческая вина этого народа Амалека; и есть разница между первым, кто генетически закладывает какое-то свойство, и текущим моментом. Поэтому злодейский пророк Билам про Амалека говорит: «Начало народов Амалек и его конец – навеки погибнет». Он начало народов потому, что он первый выступил воевать с Израилем, когда Израиль был в процессе  «рождения». А то, что происходит потом, уже не играет такой критической роли.