Меир Левинов

Предисловие к аллегорическому комментарию к "Песни Песней"

В тот момент, когда разбушевавшаяся европейская критика лишила Песнь Пеней святости и объявила ее чисто светским текстом, ученые немедленно приступили к поискам сюжета этого произведения. Так как сюжет построить не удалось, то Песнь Песней превратилась из одной песни в сборник, этакий древнееврейский диван лирики. Но как Песнь не хотела объединяться в единый стройный сюжет, она не захотела распадаться на ряд песней. Слишком много параллельных мест, слишком часто проглядывает некое развитие сюжета, хотя сам сюжет неуловим. И как приходилось прибегать к натяжкам, чтобы построить единый сюжет точно так же пришлось прибегнуть к натяжкам и созданию новых теорий, чтобы разъединить Песнь на песни. Появились идеи о том, что некоторые фрагменты Песни Песней являются различными обработками одной песни и что составитель этого сборника этого не заметил, поместив в канон нечто вроде черновика к будущему сборнику еврейской лирики.

Как это часто случается, проблемы современных исследователей были приписаны древним. Появилась идея, согласно которой древние комментаторы тоже пытались построить единое произведение и для этого прибегли к аллегорическому толкованию. Кажется, полагают, что аллегория способна прикрыть дырки сюжета. Ссылаются на греческих философов, которые комментировали мифы и с помощью аллегории приписывали мифам философское содержание. При этом все понимают, что аллегория может изменить содержание, но не может его построить. Греческий миф не становится стройнее при аллегорическом переосмыслении, может быть даже наоборот, для того, чтобы приделать его к философским идеям, приходится прибегнуть к некоторому насилию над текстом. Сказанное должно быть верным также и по отношению к еврейским текстам. На протяжении веков находилось достаточно желающих облечь свои философские мысли в аллегорическое переосмысление Священных текстов. Мы достаточно хорошо знакомы с такого рода попытками. Так, например, Ибн-Эзра жалуется, что некоторые комментаторы пытаются сказать, что Авраам - это материя, а Сарра - это форма и рассказ об их взаимоотношениях - это рассказ о соотношении формы и материи. Понятно, что при такого рода комментариях может стать ясна мысль автора о сложных взаимоотношениях формы и материи, но сам библейский рассказ об Аврааме и Сарре от этого яснее не становится. Как нам кажется, единственный случай, когда аллегорический комментарий проясняет текст - это случай, когда текст исходно аллегорический, а комментарий просто поясняет исходный замысел автора. Для того, чтобы проиллюстрировать сказанное приведем два примера. Первый взят из книги Соломоново цикла - Коэлет (Экклезиаст), второй из книги пророка Исайи.

Пока не порвется серебряный шнур,
И не откатится золотая чаша,
И не разобьется кувшин у источника,
И покатится колесо в яму"

(Экк. 12:6)

Наверное, комментаторы правильно разгадывают эту загадочную фразу считая, что здесь описана старинная масляная люстра в богатом доме:

"Серебряная нить" - цепь, на которую светильник вешали;
"Золотая чаша" - лампада;
"Кувшин у источника" - кувшин, которым заливали масло в лампаду;
"Колесо" - подъемное устройство.

Если остановиться на приведенном комментарии, то комментаторская задача - раскрыть мысль автора - выполнена не будет. Контекст, в котором сказан этот стих, и начало следующего стиха: "И прах вернется в землю, чем он и был" не двусмысленно показывают на то, что исходным значением этого стиха является значение аллегорическое, а именно окончательное разложение трупа - распад костяка: "Серебряная нить" - позвоночник, "золотая чаша" - череп и т.д.). При этом ясно, что автор имел ввиду аллегорическое описание смерти и разложения трупа, которое он по вполне понятным причинам, решил смягчить аллегорией, а не собирался описать богатый светильник. Заметим, что даже не представляя устройства старинной люстры, мы свободно бы правильно поняли аллегорию, не очень четко понимая внешнюю канву описанного рисунка. Хотя понимание того, что здесь описан светильник, конечно, немало добавляет к аллегории и немедленно вызывает в памяти стих: "Светильник Господен - душа человеческая" (Притчи 20:27), но при этом светильник остается вторичным элементом по отношению к основному смыслу отрывка - аллегории.

Второй пример взят из книги пророка Исайи. Он хорош тем, что близок по содержанию к Песне Песней и, как полагают множество современных исследователей, является развернутым комментарием к ней.

1. Воспою другу песнь любви к винограднику его.
    Виноградник был у друга на плодородном холме.

2. Он окопал его и очистил от камней,
    посадил на нем лозу,
        построил в нем башню,
            высек давильню.
Надеялся получить виноград, а тот дал дичок.

3. Ныне, жители Иерусалима и народ Иудеи,
    рассудите между мною и виноградником моим.

4. Что еще я должен сделать для виноградника моего,
    что не сделал я?
Почему я надеялся получить виноград,
А он дал дичек?

5.Теперь же расскажу вам,
    что я сделаю с виноградником моим.

Уберу ограду его, и останется он на потраву,
    разрушу изгородь, и его вытопчут.

6.Сделаю его пустошью,
    не будут его ни обрезать, ни окапывать;
        зарастет он волчецом и тернием.
Прикажу облакам не поливать его дождем.

(Исайя 5:1-6)

Можно счесть, что перед нами печальная крестьянская песнь о неудачной посадке виноградника. Крестьянин полон гнева и грозит винограднику всеми возможными карами, в надежде, что виноградник испугается, одумается и вместо дичка даст достойные гроздья. Правда немедленно возникнет другой вопрос, с чего вдруг крестьянская песня включено в книгу пророчеств? Ответ дает продолжение отрывка, которое снимает недоумение:

7.Ибо виноградник Бога Воинств - дом Израилев,
    саженцы радости Его - народ Иудеи.
Он надеялся на правосудие, а вот - насилие,
    На справедливость, а вот - вопиющее (насилие).

(Иш. 5:7)

Заключительный стих раскрывает аллегорию предыдущих стихов и одновременно нам становится ясным, что вся песнь о винограднике исходно написан пророком, как аллегория. Если бы пророк не счел необходимым раскрыть аллегорию, мы бы долго гадали зачем эта песня приведена пророческой книге. Конечно, не исключен несколько иной вариант, а именно пророк использовал уже существующую крестьянскую песнь и обработал ее в аллегорический вариант, но нас ведь интересует не древнееврейская крестьянская лирика, а мысль пророка, и какими бы источниками не пользовался пророк, он создал вполне самостоятельное произведение.

Мы совсем не случайно привели именно этот отрывок из пророка Исайи. Дело в том, что он является прямым комментарием к Песне Песней. Первым на это обратил внимание, кажется, проф. Тур-Синай. Он заметил, что первый стих главы: "Спою милому песнь любви..." является прямым намеком на первый стих Песни Песней: "Песнь песней Соломона". Связь этих стихов видна не сразу и совсем не видна в переводе, но в оригиналах она достаточно прозрачна:

              

              

Ключевым является то, что пророк Исайя пользуется словом      (Йедиди) - "друг". Выбор именно этого достаточно редкого слова из огромного количества синонимов заставляет вспомнить, что при рождении мать дала будущему царю Соломону другое имя, а именно - Йедидья (     ), то есть пророк этим словом намекает на царя Соломона. Дополнительным намеком является слово гегй, переводимое "любовь". Это слово является ключевым в Песне Песней - все слова "ласки", "любимый", большинство слов "любовь" являются вариантами корня гег. Вообще, это слово в Писании встречается 46 раз, из них 42 раза в Песне Песней. С другой стороны, для того, чтобы продемонстрировать зависимость стихов достаточно в первом стихе пятой главы пророка Исайи провести замену имен царя Соломона - Йедиди на Шломо и прочесть слова стихов: "Шир аШирим... лиШломо" (Песнь Песней) -- "аШира лиШломо Шират..." (Ишайя).

Все сказанное доказывает, в первую очередь, что перед нами полностью осознанная аллегория. Второе, что следует из разобранного отрывка, и это намного важнее, - уже во времена пророка Исайи, два века спустя после царя Соломона, Песнь Песней читалась, как аллегория.

Вплоть до 18 века обычный комментарий к Песне Песней, принятый в Традиции, - комментарий аллегорический. До 19 века практически не существовало комментария прямой сюжетной линии. Точнее, всякий раз, когда комментатор обещал написать комментарий прямой сюжетной линии, он писал комментарий аллегорический, ибо комментатор полагал, что именно аллегория является исходным замыслом автора, а о любви это не более чем оболочка для основного содержания книги.

Попыток составить приемлемую линию аллегорического комментария было множество. Исследователи обдумывали самые разнообразные варианты. Все согласны с тем, что если оболочка произведения - это песнь любви, то и аллегорическое содержание должно быть песнью любви. Вопрос состоит в том, кто герои, кто возлюбленные. Талмудические источники, вслед за пророком Исайей, как правило, предлагают: Любимая - народ Израиля, Возлюбленный - Бог Израиля. За талмудическими источниками следуют средневековые еврейские комментаторы. Например, Раши (Рабби Шломо Ицхаки, чей комментарий к Писанию практически канонизирован) пишет, что основное содержание данного произведения - это воспоминание жены (Народа Израиля), которую оставил муж (Бог Израиля), но не навсегда, а на время и она, в ожидании Его возвращения, вспоминает о прошлой любви и о том, что происходило между ними раньше. Раши не единственный комментатор, придерживающийся этой линии. Такой подход позволяет авторам комментария не пытаться построить единую линию развития сюжета, ведь воспоминания не подвластны желанию, они не обязаны следовать хронологической последовательности событий. Тем самым произведение может распасться на ряд картин - отдельных сюжетов из прошлой жизни. Здесь сразу становится видно слабость этой линии комментирования - прямую сюжетную линию, выдержанную в хронологической последовательности построить не удается.

В этом смысле комментарии, где герои человек (праведник, мудрец) и мудрость (праведность) несравненно выигрышней. Понятно, что праведность, мудрость и т. п. можно приобретать в самом разном порядке и строгая последовательность событий здесь не обязательна. Кажется, такого рода схемы понимания Песни Песней придерживался бен-Сира (Иисус сын Сирахов, жил около 200 года до н.э. Его книга до нас в оригинале не дошла, если не говроить о нескольких отрывках, найденых в Каирской Генизе; сохранился греческий перевод). Глава 39 книги начинается с оды Мудрости (понятно, что здесь истинная Мудрость - это знание закона Всевышнего), а в продолжении сказано: "Выслушайте меня, благочестивые дети, и растите, как роза, растущая на поле при потоке; издавайте благоухание, как Ливан, цветите, как лилия, распространяйте благовоние и пойте песнь" (39:16-18). В этом отрывке идет целый список образов, заимствованных из Песни Песней: роза, лилия, аромат Ливана, цветы при источниках вод. Неявная ссылка на Песнь Песней в этом отрывке и связь ее с Мудростью показывает на направление мысли автора. Средневековые комментаторы часто продолжали линию данного отрывка, правда, следует учесть, что, скорее всего, они не читали книгу бен-Сиры. Все же направление мысли сохранилось (интересным вопросом является прямая или косвенная зависимость такого рода комментария от книги бен-Сиры). Такого рода комментарием является комментарий рабби Арамы и еще многие другие.

Третий тип комментария - это комментарий каббалистический, в котором описаны взаимоотношения между Всевышним и Его проявлениями на земле. Комментарий основной книги Каббалы - Зоара практически всегда следует этой линии. Таковым является комментарий, приписываемый Рамбану, в котором Любимый - это Творец, а Любимая - Его земная Слава.

Подводя итог всему сказанному, следует признать, что Песнь Песней требует аллегорического комментария. Иначе не ясна логика тех, кто включил это произведение в Священный канон - ведь по каким-то ясным для них причинам они признали, что перед ними священное произведение. Иными словами аллегория была понятна по крайней мере тем, кто занимался составлением и утверждением канона. Вся еврейская традиция, и не только еврейская, но и всех, кто признает, что Танах является Священным текстом, читают это произведение аллегорически. Кроме того, в слишком большом количестве отрывков второй пласт слишком ясно проглядывается. Наша задача состоит только в том, чтобы обнаружить его, вычленить его и сделать его явным.

При попытке найти или составить такого рода комментарий мы исходили из нескольких положений. Во-первых, сам характер Песни Песней требует, чтобы аллегория была песней любви. Во-вторых, текст исходно написан аллегорически и тем самым, наш комментарий должен быть до некоторой степени стройнее, чем внешний пласт произведения. В-третьих, если мы выбираем линию комментария, связанную с историей народа Израиля, то она должна в большой степени соответствовать истории народа Израиля и, желательно, в ее хронологической последовательности. Дело в том, что библейские тексты не всегда придерживаются хронологического изложения событий, но при этом порядок изложения подчиняется некоторой логике. Например, Раши, Тосафот и еще ряд комментаторов считают, что Пятикнижие не строго придерживается хронологической последовательности событий. При этом они считают необходимым объяснить, чем вызван отступ от хронологической последовательности изложения в каждом конкретном случае.

Большинство комментаторов считают, что сюжет Песни Песней в любом случае должен состоять в любовных взаимоотношений Его и Ее. Только единицы и то только в новое время пытаются построить комментарий в виде любовного треугольника (представители немецкого романтизма и из религиозных комментаторов - Мальбим). Однако сам факт наличия произведения, сюжет которого являет собой любовный треугольник, вызывает некоторые колебания, в свете религиозности данного текста и отношения еврейской традиции к адюльтеру. Ведь когда пророки описывают отношения Бога и народа Израиля, как отношения между мужем и женой, они всегда среди прочего подразумевают, что одноразовой измены не бывает. Измена - есть измена и в семейных отношениях она недопустима. А так как построение сюжета в виде любовного треугольника кончается благополучным финалом, то есть любимые в конце соединяются, то Песнь Песней в этом случае вольно или невольно оправдывает супружескую измену. Например, у Мальбима, влюбленная в конце концов сбегает из ненавистного дворца к любимому пастушку. Даже принимая аллегорическое содержание Песни Песней по Мальбиму, при котором любимая - душа, царь - тело, возлюбленный - Всевышний, бегство от царя - пророчество, а последнее бегство - смерть - душа возвращается туда, откуда пришла, то все равно мы получаем косвенное оправдание супружеской измены). Такого рода произведение не было бы подпущено к священному канону и ни каким образом не смогло бы быть призвано Святым.

Из всего сказанного следует, что прямой аллегорический комментарий следует искать в ином, чем принято направлении. Нам показалось, что близким к приведенным требованиям к направлению комментария является мысль Гарольда Фиша, опубликованная в книге "Библейская поэзия и интерпретация". Гарольд Фиш отталкивается от стиха в книге пророка Ишайи (62:5):

"Как овладевает парень девушкой,
    так овладеют тобой (Землей Израиля) сыны твои;
И радостью жениха о невесте
    возрадуется тебе Бог твой".

В приведенном стихе обращает на себя внимание тройная аллегория. В первой половине стиха народ овладевает землей, как парень овладевает девицей. В терминах любовных отношений выражено отношение народа Израиля и Земли Израиля. При этом народ - Он - является мужской стороной, а земля - Она - женской. Во втором полустихе народ Израиля становится женским образом (невестой), а мужской стороной становится Всевышний. И тот, и другой образ не оригинальны, они часто встречаются у пророков. Однако здесь интересно их соединение в одном стихе. Здесь невеста одновременно и земля Израиля по отношению к жениху - народу Израиля, и с другой стороны народ Израиля является невестой, а Всевышний - возлюбленным народа. Гарольд Фиш предлагает таким образом прочесть всю Песнь Песней. То есть исходить из того, что в Песне Песней поется о двух любовных отношениях. С одной стороны Народа Израиля и Бога, при этом народ является женской ипостасью. С другой стороны песнь любви народа Израиля к Земле Израиля, при этом женской стороной является Земля Израиля. При таком чтении следует только определить, кто является героями в каждом отрывке.

В соответствии с древней Традицией, начатой еще пророком Исайей, Песнь Песней следует читать, как рассказ о любви Бога-народа-Страны на протяжении истории. То есть каждая из песен относится к одному из моментов истории еврейского народа. В результате мы получаем описание отношений Бога Израиля, народа Израиля и Земли Израиля, начиная с эпохи патриархов и вплоть до возвращения из Вавилонского плена и восстановления Иерусалимского Храма, когда положение вновь вернулось к идеальному, при котором народ Израиля живет в Земле Израиля в единстве с Богом Израиля.

Мы не собираемся комментировать каждый образ Песни Песней - это возможно только в каббалистическом комментарии. Наш же комментарий аллегорический. Здесь уместно привести слова великого еврейского поэта и не менее великого философа рабби Иегуды Галеви: "Слова пророков просты, а их образы больше говорят воображению, чем разуму" ("Хазар" 4:17, Перевод Липш, издание Шамир). Поэма любви - не философский трактат. Не обязательно каждый ее образ следует раскрывать, ибо поэзия, по самому определению слова обращается к чувствам и воображению. Она не обязана придавать каждому поэтическому образу конкретное философское содержание.