К оглавлению "Статьи к недельным главам Торы"

Комментарий к Торе
Книга Ваикра
Недельный раздел Тазриа

Арье Барац

Чистая речь и чистый разум

Проказа -этиология и патогинез
Молчание - золото
Кто заслуживает резкого слова

Проказа -этиология и патогинез

Недельное чтение Торы “Тазриа” почти полностью посвящено заболеванию, именуемому в Торе “цараат”, что обычно переводится как “проказа”.

“Человек, у которого появится на коже тела его опухоль, или лишай, или пятно, и станет это на коже тела его как бы язвою проказы (цараат), должен быть приведен к Аарону” (13.2)

На первый взгляд может показаться, что речь идет именно о какой-то кожной болезни. Однако имеются обстоятельства, позволяющие думать, что в данном случае говорится не просто о болезни, во всяком случае не только. Во-первых, мы нигде больше не встречаем, чтобы священники как-то специально занимались диагносцированием каких-либо других заболеваний. А во-вторых, далее Тора описывает, что этими же самыми язвами могли поражаться также и стены домов: “Когда войдете в землю Кнаанскую, которую я даю вам во владение, Я наведу язвы проказы (цараат) на дома в земле владения вашего” (14.34)

Устная Тора разъясняет, что описываемая болезнь была специфическим явлением, специфическим наказанием - наказанием за грех злословия, “лашон ара”.

Р.Моше бен Маймон (Рамбам) посвятил вопросу о проказе целый раздел в своей книге “Яд Хазака”. Он пишет там, что поначалу проказа поражала именно стены того жилища, в котором жил распространитель злобных слухов. Если этот человек не вразумлялся и продолжал злословить, то проказа распространялась на кожные изделия, хранящиеся в его доме. Если же он и тогда не одумывался, то язвы начинали поражать его одежду, и уже только под конец его собственную кожу.

Что же такого страшного можно усмотреть в злословии, что Всевышний наводит за него особую кару?

Молчание - золото

Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо пояснить, что под злословием в Устной Торе понимаются не просто распространение непроверенных или ложных сведений, - в последнем случае это именовалось бы клеветой. Под злословием понимается распространение вполне правдивой и адекватной информации, однако заведомо не ставящей своей целью исправить ситуацию, но лишь способной обидеть и унизить человека.

Греху злословия посвящена обстоятельная работа р.Исраэля Меира аКохена (1838-1933), “Хефец Хаим” (1873). Эта книга приобрела в еврейском мире широкое распространение, так что именем этой книги, “Хефец Хаим”, обычно именуют самого ее автора.

Хефец Хаим подсчитывает, что тот, кто не бережет свой язык от злословия, нарушает 31-у заповедь Торы, в частности: “Не ходи сплетником в своем народе” (Ваикра 19.16), “Не мсти и не храни злобу на сынов своего народа” (19.18), “Не бесчести Мое Святое Имя” (22.32). “Не обижайте один другого”(25.17)

При этом от человека ожидается не только то, что сам он не будет злословить других, но и что он не станет слушать чужого злословия. От того, кто стал невольным участником беседы, в которой распространялись дурные слухи, ожидается, что он не поверит сказанному: частный человек не уполномочен решать, справедливы ли показания того или иного свидетеля, а исходить он в любом случае должен из презумпции невиновности (на иврите “хезкат кашрут”). Верить дурным слухам можно лишь относительно того лица, который уже был явно и публично уличен в такого рода нарушениях.

Однако это вовсе не значит, что человек должен безучастно относиться к окружающему его злу. Напротив, столкнувшись с несправедливостью, человек должен сказать правду в глаза тому, кто ее допустил. В определенных условиях не возбраняется предупредить другого о том, что с тем или иным человеком небезопасно иметь дело.

Однако во всех тех случаях, когда наше слово не имеет своей целью непосредственно повлиять на ситуацию - это злословие, грех, который приравнивается Талмудом (Арахин 15) к трем коренным грехам: идолослужению, убийству и прелюбодеянию.

Но почему все же такой естественный и на первый взгляд невинный грех так сурово оценивается традицией и при этом еще карается специфическим заболеванием?

Слово - это прежде всего средство общения, и в качестве такового оно не бывает нейтральным, оно всегда индикатор нашего подлинного отношения к людям. Человеческая речь ясно обнаруживает, уважаем или презираем мы окружающих, считаем ли мы их за людей или за вещи. И именно поэтому грех злословия сродни идолопоклонству, убийству и прелюбодейству вместе взятым - ведь всех их отмечает именно это - отношение к живому Богу и к живому человеку как к предмету, как к средству, а не как к цели.

Кто заслуживает резкого слова

Благочестивые иудеи тщательно следят за своей речью. Между тем злословие все же допускается также и ими в тех случаях, когда затрагивается идеологическая, а не бытовая сфера. Произнесение презрительных и резких речей в адрес еврея, оставившего свою веру, т.е. в адрес так называемого “эпикороса”, не только дозволено, но и похвально.

Я полностью доверяю нашим мудрецам и не намерен переиначивать галаху. Между тем даже не вдаваясь пока в само талмудическое понятие “эпикорос”, я бы желал исключить из него целый ряд лиц.

“Современный мир”, т.е. тот мир, который приписал себе такое самоназвание в поколении Хефец Хаима, обрел собственную духовную жизнь. В частности, важно понимать, что атеистами в XIX веке многие люди становились не по легкомыслию, а в результате подлинных духовных поисков, в природу которых религиозная традиция и поныне опасается вникать. Слова Фридриха Ницше (1844-1900) “Бог умер” были одними из самых правдивых слов той эпохи.

Вот в каких словах описывает эту ситуацию формально подпадающий под определение “эпикороса” замечательный русский -еврейский мыслитель Лев Шестов (Шварцман) (1866-1938). Защищая Ницше от обвинений в атеизме, Шестов писал в своей книге “Добро в учении Толстого и Ницше” (1901): “До сих пор обыкновенно говорили, что человек “обязан” верить, быть религиозным. По поводу Ницше нужно изменить это выражение. Нужно сказать: “Человек имеет право верить, быть религиозным”. История атеизма Ницше есть история отыскания этого права. Если он не нашел его, то, очевидно, не по своей “вине”. О “злой воле”, которую так охотно приписывают неверующим - и которую так часто ставит в упрек гр.Толстой современным интеллигентным людям, - здесь, конечно, не может быть и речи. Наоборот, Ницше положил все силы своей души на то, чтобы найти веру. Если же он ее не нашел, то, стало быть, условия таковы, что ему и найти ее нельзя было”.

Что же это за новые духовные “условия”, сложившиеся в поколении Хефеца Хаима и Ницше (Книга “Хефец Хаим” была издана в том же 1873 году, в котором Ницше порвал с Вагнером и встал на тропу “аморализма”)? В этой связи Шестов цитирует самого Ницше: “Не должны ли мы, наконец, пожертвовать всем утешающим, святым, исцеляющим, всеми надеждами, всей верой в скрытую гармонию, в блаженство и справедливость в будущем? Не должны ли мы пожертвовать самим Богом, и, из жестокости к себе, обоготворить камень, глупость, тяжесть, судьбу, ничто? Пожертвовать Богом ради “ничего” - это парадоксальное таинство последней жестокости выпало на долю нашего поколения: мы все знаем кое-что об этом”.

Многие атеисты, действительно, низвергали религию с восторгом. Но для немалого числа людей того поколения атеизм являлся не злобным бунтом, а чем-то прямо обратным - принятием на свои плечи нечеловеческой ответственности... Уход этих людей от практической религии не был уходом в аморализм, напротив, это было обретение новой морали, которую чуть позднее назвали экзистенциальной философией. В частности, экзистенциалист прекрасно ощущает деструктивность того, что в иудаизме именуется “лашон-ара” - “злословием”.

Так, близкий этой философии литературовед Бахтин в своем исследовании “Проблемы поэтики Достоевского” (1929) показывает, что любое заочное суждение о человеке заведомо несправедливо, что вне живого диалога всякое умозаключение о человеке по сути является злословием: “Нельзя превращать живого человека в безгласный объект заочного завершающего познания. В человеке всегда есть что-то, что только сам он может открыть в свободном акте самосознания и слова, что не поддается овнешняющему заочному определению... Пока человек жив, он живет тем, что еще не завершен и не сказал своего последнего слова”.

Но с той поры, когда творили Ницше и Шестов, кое-что изменилось. Особенность нашего времени состоит в осужденности секулярного экзистенциализма и традиционной религии на диалог. Ведь с одной стороны, тот, кто искренне ищет истину, в пределе не может игнорировать религиозную традицию. А с другой, религиозный человек, остающийся равнодушным к духовным проблемам секулярных людей, отрицающий свою принадлежность к обществу “кое-что знающих об этом” - ставит под сомнение свою собственную религиозность, свою собственную заинтересованность в истине.

Мне думается, что запрет на злословие в бытовой сфере вполне можно расширить также и на сферу мировоззренческую. Законы, запрещающие злословие, должны полностью распространяться на все те случаи, когда мы имеем дело с искренним человеческим убеждением. А сами мы должны добросовестно вникать в чужие мировоззрения и вероучения, а не оглуплять и злословить их.

Как показал еще Кант, “презумпция невиновности” распространяется также и на мировоззренческую сферу. Те средства, которыми подавляющее большинство людей утверждается в истинности того или иного мировоззрения - человеческие, а не мистические средства. Если картезианский скептицизм простерся до отрицания достоверности таблицы умножения, то тем более он обязывает к сомнению в мировоззренческой сфере, а иными словами к терпимости.

Автор “Критики чистого Разума” писал: “Терпимость с религиозной точки зрения состоит в том, что один может без ненависти переносить несовершенства и заблуждения религии другого, хотя и испытывает при этом неудовольствие. Кто истинной религией считает то, что является в моей религии заблуждением, ни в коем случае не должен быть предметом ненависти... Богословская ненависть - это ненависть, свойственная духовным лицам и существующая тогда, когда теолог дело своего собственного тщеславия превращает в дело Бога”.

Подлинно богобоязненные люди не станут злословить никакую веру и никакое убеждение, хотя в их праве и даже обязанности осудить сектантский подход, т.е. подход, отнимающий истину у других.