К оглавлению "Статьи к недельным главам Торы"

Комментарий к Торе
Недельный раздел Вайеце

Арье Барац

Избрание и дополнительность

Последствия обмана
Принцип дополнительности
Два новых Адама

Последствия обмана

В недельной главе "Ваеце" описывается, как опасаясь мести своего обманутого брата, Иаков отправился в Арам-Нагараим и оказался в доме брата своей матери, Лавана. Там он влюбился в его младшую дочь, Рахель, и согласился работать за нее семь лет.

"И служил Иаков за Рахель семь лет; и они были в глазах его как несколько дней, по любви его к ней. И сказал Иаков Лавану: дай жену мою, потому что дни мои исполнились, и я войду к ней. И собрал Лаван всех людей того места, и сделал пир. Вечером же взял он дочь свою Лею и ввел ее к нему; и тот вошел к ней... И оказалось поутру, что вот - это Лея. И сказал он Лавану: что это сделал ты мне? Не за Рахель ли служил я у тебя? Зачем ты обманул меня? И сказал Лаван : не делается так в нашем месте, чтобы выдать младшую прежде старшей. Окончи неделю этой; и мы дадим тебе и ту, за службу, которую ты будешь служить у меня еще семь лет других. И сделал так Иаков". (29.20-28)

Мидраш рассказывает, что и Лея и Рахель были вовлечены в этот обман своего отца, что Рахель выдала Лее (согласно тому же мидрашу, еще в детстве сосватанной Эсаву) соответствующие "пароли". Причем оправданием для этого обмана послужил обман, допущенный самим Иаковом по отношению к своему отцу и своему брату.

Об этом говорит намек Лавана, что в "нашем месте" не принято обходить первородных. Иными словами, если мог обманывать Иаков, для того чтобы что-то нарушить, то тем более и Лаван мог обмануть самого Иакова, для того чтобы что-то исправить.

Но была здесь также и своя внутренняя логика. Если Иаков купил у Эсава первородство, если он выкрал предназначенные брату благословения, если он овладел его судьбой, то он также должен был и жениться на той женщине, которую прочили в жены Эсаву. Так Иаков согласился с этой сложной действительностью и стал мужем двух сестер.

Итак, обман Иакова сошел ему с рук, но одновременно после того, как осуществился подлог Лавана и Иаков оказался двоеженцем, Израиль подпал под угрозу раскола. Между десятью сыновьями Леи с одной стороны и двумя сыновьями Рахели с другой, возник конфликт, впрочем, отличающийся от всех предыдущих братских конфликтов.

Р.Броер пишет в этой связи: "Черта, пролегающая между сынами Израиля и между сынами Лота и сынами Эсава, разделяет между святым и будничным. По одну сторону этой черты молятся Богу Израиля, Творцу неба и земли, по другую - божествам земли. В противоположность этому та же черта, пролегающая между сынами Гада и Рувена и другими коленами, разделяет между святым и святым. На восток от Иордана и на запад молятся Богу Израиля, и один народ живет по обеим сторонам".

К смыслу разделения между святым и святым у нас еще будет повод вернуться, но пока попытаемся вникнуть в общий смысл разделения на "святое" и "будничное".

Принцип дополнительности

Мне уже приходилось обращать внимание на то, что в своей основе разделение на "святое" и "будничное" подчиняется брачной логике. Причем иудаизм видит эту логику лежащей в основании мира. В Брешит Раба говорится, что "после того как Всевышний создал мир, Он занят лишь тем, что сочетает суженых: эта женщина - такому-то мужчине". Эти слова трактуются мудрецами не только буквально, но также и в том смысле, что Всевышний вообще сочетает противоположности. Но это значит лишь то, что Он сочетает их в соответствии с брачной логикой.

Вкратце я повторю, в чем состоит ее особенность: мужское и женское не являются симметричными полюсами. Пара "мужское - женское" - заведомо асимметричная пара, причем одна из сторон исходно включает в себя обе. Так, мужчина всегда представляет собой результат сочетания мужского и женского начал (Х и У хромосомы), в то время как женщина - отдельная обособленная реальность (ХХ хромосомы). Благодаря этой особенности, "синтезируясь" между собой, мужчины и женщины не создают третьей реальности - андрогена, а размножаются.

И прежде всего согласно именно этой брачной логике осуществляется взаимодействие "святого" и "будничного" (вспомним две причины алии Авраама - естественную и сверхъестественную, и только одну естественную - Лота). Но та же логика пола, которая обнаруживает себя в иудейской диалектике двух имен Всевышнего, в идее избрания и исхода, та же логика раскрывается и в культуре Эсава. Причем трудно было бы ожидать чего-то другого.

Идея дихотомического устройства мира, идея избрания, которая прослеживается на протяжении всей книги Берешит, и соответственно является главным духовным наследием Иакова, - излагается "святым" религиозным языком в терминах "святого" и "будничного". Но совершенно естественно, что эта же самая идея проговаривается также и "будничным" языком, рациональным языком брата-близнеца Иакова - Эсава.

Дихотомия "святого" и "будничного" неизбежно предполагает также и дихотомическое - "святое" и "будничное" - осмысление себя самой. "Святое" осмысление - это Тора, как Письменная, так и Устная, а осмысление "будничное" - это европейская культура, рациональная культура Диалога и Права, европейская философия, а так же и христианская теология, в тех своих аспектах, в которых она последовательно учит о паритете "ветхого" и "нового" заветов.

Как бы то ни было, тот принцип двоения бытия, который пронизывает всю Тору и в особенности книгу Берешит, хорошо известен и европейской культуре. Этот принцип, обнаруживающийся в самых различных областях культуры, можно назвать "принципом дополнительности".

Та логическая модель Нильса Бора, согласно которой один объект (электрон) подчиняется двум несводимым друг к другу закономерностям (волновой и корпускулярной), в действительности была сформулирована уже у первых отцов церкви. Она обнаруживает себя в учении о двойной природе Христа, в лице которого Бог и человек существуют "неслиянно и нераздельно"; она просматривается в герменевтическом круге Августина Блаженного (нельзя поверить, не поняв, и нельзя понять, не поверив); она являет себя в теории "аналогии бытия" Фомы Аквинского (согласно которому понятие "бытие" подчиняется двум взаимоисключающим определениям субстанции и акциденции). К принципу дополнительности обращается Шлейермахер, сталкивающий филологию и философию, и именно этот же принцип лежит в учении Шеллинга о познаваемом и познающем себя Мировом духе. Но в действительности вообще трудно найти европейского мыслителя, который бы в той или иной степени не имел в виду какую-либо "дополнительность", который бы не исходил из того дихотомического разделения мира, которое в иудаизме именуется разделением на "святое" и "будничное".

Два новых Адама

Итак, если подняться над древним еврейским комплексом, вынужденным оправдывать пороками Эсава благословенный свыше обман, если взглянуть на Эсава беспристрастно, взглянуть на него как на брата-близнеца Иакова, то именно в нем мы увидим того предельного выразителя "будничного", от которого по плану Творца Израиль отделен, как "святое".

В случае с Иаковом и Эсавом, возводимым в наше время к христианству и вообще к европейской культуре (в которой Эсав подхватывает достижения своего предшественника по "будничному" Яфета), мы видим, что в данном случае разделение на "святое" и "будничное" выглядит предельно отчетливо и продуктивно.

В этой связи невозможно не отметить, что характеры Эсава и Иакова идеально соответствуют двум Адамам, так, как их представил и описал р.Соловейчик в статье "Одинокий верующий человек" (имеются в виду две версии сотворения человека).

Действительно, Эсав, "человек, сведущий в звероловстве, человек поля" (Берешит 25.27), полностью идентичен описанному р.Соловейчиком первому Адаму, "человеку величия и почета". Иаков, "человек кроткий, живущий в шатрах" (25.27) соответственно - второму Адаму, т.е. "человеку завета".

Перечитаем еще раз эти определения, данные р.Соловейчиком его двум Адамам: "Несомненно, понятие "образ Божий" в первом описании сотворения человека относится к... таланту человеку-творца... Первого Адама интересует одна сторона действительности, и он задает лишь один вопрос: "Как действует вселенная?". Он не спрашивает: "Почему действует вселенная?", не ищет ответа на вопрос "В чем сущность вселенной?". Любознательность его ограничена вопросом о способе действия. Первый человек энергичен, смел и стремится к победе. Его девиз - успех, победа над силами природы... Второй Адам простых функциональных вопросов не задает, а интересуется метафизическими аспектами. Он желает знать: "Почему? что это? как это?" Он не создает своего собственного мира. Вместо этого он хочет понять существующий и действующий мир, в который он введен. Второй Адам исследует не абстрактный научный мир, а непреодолимо прекрасный качественный мир, в котором у него есть тесная связь с Богом".

Обращает на себя внимание также и то, что другое имя Эсава - Эдом - одного корня со словом Адам. Таким образом, Эсаву свойственно быть Эдомом с человеческим (адамовым) лицом.

Итак, на уровне окончательного разделения, окончательного избрания, т.е. разделения человечества на Израиль и народы, эти народы в первую очередь представлены Эсавом. Согласно мидрашу семьдесят народов земли разделились по тридцать пять, выбирая между Эсавом и Ишмаэлем. Однако доминирующим все же оказывается Эсав. Какие бы комплексы это не вызывало у Ишмаэля, но и он сам интегрирован в современную мировую цивилизацию, построенную прежде всего на иудео-христианской основе.

То, что Ривка рожала лишь однажды, но при этом наследник завета все же оказался не один; то, что у Иакова не было больше братьев, кроме брата- близнеца, то, что Всевышний умышленно раздвоил избрание, а не "растроил" и не "расчетверил", - все это должно дополнительно осветить для нас всю проблему. То, что Всевышний свел двух братьев в один акт рождения, максимально усилил их соперничество, придал ему коренной характер, должно направить нашу мысль на понимание библейской дихотомии как дихотомии, построенной на принципе дополнительности ("и народ от народа крепнуть будет" 25.23).

Превратившаяся в мировую, европейская культура представляет собой то "будничное", которое сегодня впервые за всю историю способно адекватно соотнестись с идаизмом как со "святым".