МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр

К оглавлению П.Полонский

"Бог есть любовь" - ?

1. Постановка проблемы
2. Иудаизм: отрицание ограничения Божественности
3. Проблемы определений
4. Определение понятия "Любовь"
5. Понимание заповеди "Возлюби ближнего своего как самого себя"
6. Прояснение вопроса о Божественности любви

1. Постановка проблемы

Тезис "Бог есть любовь"[1] является очень известным "символом веры" некоторых радикальных направлений христианства[2] – но, конечно, не только их. Концепция эта весьма привлекательная для человеческих сердец, и потому ее широко используют все, кому не лень[3].

Почему эта концепция так успешна? Потому, очевидно, что она в чем-то соответствует глубинным устремлениям человека. Вообще, отнесение к Богу понятия "любовь" совершенно стандартно для западной цивилизации[4]. Фразу "любовь – это Божественное чувство" столетиями также говорили нам литература и искусство. С другой стороны, мы явно чувствуем, что во фразе "Бог есть любовь" что-то корёжит нас, что-то явно не так, но что именно – нам не сразу ясно.

Ниже я постараюсь проанализировать эту концепцию с точки зрения иудаизма, и предложить модель современного еврейского отношения к ней[5].

2. Иудаизм: отрицание ограничения Божественности

Для начала анализа нам следует отметить, что сама концепция "Бог есть любовь" не соответствует подходу иудаизма прежде всего потому, что данная концепция стремится к ограничению Божественности. Вообще, иудаизм отвергает всякую концепцию, которая говорит: "Бог есть нечто..." – чем бы это нечто ни было. Всякая концепция, которая говорит: "Бог есть..." и дальше любая самая положительная и желательная и замечательная вещь, чувство, идея – не верна, потому что она ограничивает Божественность, Которая бесконечна, а всякое ограничение Божественности ведет, в конце концов, к её примитивизации, к "воплощению", являющемуся в некотором смысле видом "духовного идолопоклонства"[6]. Соответственно, иудаизм никак не может согласиться с этим ограничением Божественности[7].

Но при этом нам всем прекрасно ясно, что как во фразе "Бог есть любовь", так и во фразе "любовь – Божественное чувство" – все же нечто очень содержательное есть. А вот что именно там есть и как это проявляется в иудаизме – это очень сложный и важный вопрос, который я и собираюсь дальше разобрать.

3. Проблемы определений

Надо вообще сказать, что понятию "любовь" в иудаизме придается очень большое значение. Например, уже упоминавшаяся выше заповедь Торы "люби ближнего своего, как самого себя" (Левит 19:18) названа р. Акивой в Талмуде "великим принципом иудаизма", а некоторые еврейские религиозные философы вообще считают её центральной заповедью, вбирающей в себя всю Тору[8]. Или, например, в тексте главной еврейской молитвы "Шма, Исраэль" ("Слушай, Израиль") мы читаем: "И возлюби Господа, Бога твоего..." (Второзаконие 6:5). И если слова "любовь к ближнему" еще можно постараться как-то понять и верифицировать, то что означает "любовь по отношению к Богу"? Что имеется здесь в виду? Является ли, например, эта любовь просто бурной эмоцией по отношению к Богу? Этого ли Бог от нас требует? Или эта любовь должна проявляться, как комментируют это место Мидраш и Раши, в "выполнении заповедей из любви, а не из страха" – но в этом ли, действительно, состоит любовь?

Для того, чтобы разобраться во всех этих вопросах, надо, прежде всего, дать определения понятиям, которыми мы оперируем, и начать надо с того, чтобы дать более или менее четкое определение понятию "любовь".

Любовь, конечно, бывает разная. Бывает любовь к помидорам, любовь к детям или родителям, к мужу или к жене, к народу, стране, природе или искусству, или же любовь к Богу – и все это, конечно, не совсем одно и то же[9]. И все-таки мы не можем уйти от того, что все это называется "любовь" – а потому желательно дать такое определение этому понятию, которое (на разных уровнях, конечно) охватывало бы все перечисленные случаи[10].

Итак, каково определение понятия "любовь"?[11]

Вот, например, очень уважаемый мною современный исследователь Зеев Маген в эссе[12], посвященном почти целиком анализу понятия "любовь", утверждает, что любовь по сути своей есть предпочтение[13]. Любить – это значит кого-то или что-то предпочитать. И поэтому невозможно любить всех, потому что такая любовь, на самом деле, никому не нужна. Вся суть любви в том, что я предпочитаю это больше, чем другое; а иначе это вовсе не любовь. И он приводит классический пример, когда молодой человек говорит девушке: "Я тебя очень люблю! Ну прямо так же, как ту и ту девушку, и всех остальных девушек", – и, естественно, она соответствующим образом на это реагирует.

Это, конечно, все замечательно и очень во многом правильно, но, приняв концепцию любви как предпочтения, мы напрочь отвергаем саму возможность любви ко всему человечеству и мирозданию в целом, ибо его нельзя предпочитать по отношению к чему-то другому. Однако ведь интуитивно нам совершенно ясно, что "любовь к человечеству" и "к мирозданию в целом" тоже существует, и она есть вполне реальное спонтанное чувство, в нас имеющееся[14].

И это чувство универсальной любви притягательно для людей, и люди поэтому и тянутся в те идеологии[15], которые обещает любовь ко всему миру – а иначе бы они в них вообще не шли бы. Поэтому, если мы, следуя Зееву Магену, определяем любовь как "предпочтение", – то мы не сможем стать адекватными интуитивным глубинам понятия "любовь" (и, как следствие, потеряем души тех, кто тянется к этой универсальности[16]). Поэтому нам необходимо дать другое определение понятию любви, которое было бы: (а) подходящим для применения к случаю "любви ко всему человечеству" или "ко всему мирозданию", и которое бы при этом (б) соответствовало нашему интуитивному понятию "любовь", и через которое бы мы (в) могли бы осознать (напомним, что у нас есть еще невыполненная заявка), почему любовь – это Божественное чувство, и какая конкретно искра Божественного света (т.е. элемент Божественной Истины) есть во фразе "Бог – это любовь".

Пример "неудачного признания молодого человека в любви" из эссе Зеева Магена доказывает только, что невозможно (т.е. неправильно) любить всех в равной степени, но он вовсе не показывает, что любить всех – по-разному! – было бы в принципе нельзя или неправильно. А потому надо дать такое определение понятия "любовь", которое подходило бы и к "предпочтению", и к "универсальности".

4. Определение понятия "Любовь"

Мне представляется, что наиболее правильным определением любви будет следующее: "любовь – это страстная жажда единства"[17].

Данное определение, как нам представляется, вполне подходит (на разном уровне, конечно) ко всем видам любви, которые мы наблюдаем вокруг себя, начиная от простейших видов "любви" и довысших её уровней[18].

Просмотрим эти виды и применение к ним данной формулировки.

К фразе: "я люблю помидоры" (раз мы уж начали с нее) наше определение вполне подходит. Я люблю помидоры – значит, что я люблю их есть и тем самым достигаю с ними некоторого единства. Примитивного, конечно единства, – на то это и примитивный вид любви[19]. Следующий уровень – любовь к семье, к детям или родителям, – тоже, конечно, есть жажда единства, а именно – ощущение своего единства с семьей, ощущение себя частью той общности, которая называется семья, род, клан – и это вполне подходит под наше определение[20]. И уж конечно очевидно, что сексуальная любовь – это страстная жажда единства в наиболее явном виде[21], и рождение ребенка есть реализация во плоти единства мужа и жены ("И да прилепится он к жене своей, и станут они единой плотью"[22] – Бытие 2:24)[23].

Любовь к семье – как острое осознание своего структурного единства со своей семьей – продлевается в направлении любви к своему народу (ведь народ – это, в сущности, большая семья, и любовь к народу – это ощущение себя вместе с народом как некоего единства; ощущение себя клеткой национального организма, ощущение того, что "я" – это не только "я сам", но "я – это мой народ")[24]; и далее это продлевается и развивается в любовь ко всему человечеству (т.е. в острое ощущение единства человечества, а также себя как части этого единства); и такого же типа – любовь ко всему мирозданию, к универсуму в целом[25].

И конечно, такого же типа любовью является любовь к Богу – т.е. ощущение своего мистического единства с Богом, с Божественным светом, в каком-то смысле даже растворения в Божественности, проявляющемся, в частности, в желании реализовать в жизни Его Учение (= исполнение заповедей из любви) и быть рядом с Его Явленностью (Шехина) – т.е. всего того, что в еврейской Библии называется термином "двекут" ("прилепление" к Божественности – "А вы, прилепившиеся к Господу, Богу вашему, живы вы все ныне" – Втор.4:4), а это и соответствует понятию любовь в рамках нашего определения.

Итак, мы дали определение, которое работает во всех тех случаях, где мы используем слово "любовь"; и оно при этом включает как любовь избирательно-предпочитающую, так и любовь ко всему человечеству, к универсуму и к миру в целом.

При этом определенное таким образом понятие "любовь" не создает никакого "стирания граней", равенства – одинаковости... Даже напротив: оно совершенно естественным образом градуированно, – т.к. разная степень любви соответствует разным типам и уровням единства. Ибо наше единство с миром не есть единство однородное. Наоборот: оно есть единство структурное, сложносоставленное; мы более едины с теми, кто нам ближе, и менее едины с теми, кто дальше – хотя на некотором уровне мы едины даже и со всем мирозданием. Соответственно, нет ничего плохого в том, что любить всех – важно только при этом тех, кто находится ближе (в разных смыслах) любить больше, чем тех, кто дальше.

5. Понимание заповеди "Возлюби ближнего своего как самого себя"

Впрочем, дать определение и показать его корректность – это только начало дела. Дальше надо показать, что это определение имеет смысл ("операбельно"), т.е. что оно может нам проявить такого, чего мы раньше не понимали. И это мы посмотрим прежде всего на уже упоминавшейся известной всем заповеди Торы "Возлюби ближнего своего как самого себя" (Левит 19:18).

Об этой заповеди р.Акива в Талмуде говорит, что это основа всего, "великое правило Торы". Однако как достичь "любви, как к самому себе", к ближнему – к соседу, к прохожему, к жителю твоего города и страны, к человеку вокруг тебя? И какого типа, характера должна быть эта любовь "как к самому себе"? Более того, зададим вопрос: не только с точки зрения "разве мы в состоянии", – но более того, разве в принципе было бы правильно заботиться о живущих по соседству людях как о самом себе и о своей семье?

Комментаторы Торы[26] много обсуждают вопрос не только о невозможности, но и о неправильности прямой реализации этой заповеди, если мы будем понимать её в смысле "люби ближнего ровно так же, как ты любишь самого себя". Например, я должен был бы тогда каждый день сидеть в глубоком трауре – ибо у кого-то из моих ближних, жителей моего города или моей страны, в этот день (наверняка у кого-то именно в этот день) умер кто-то из прямых ближайших родственников. И также я должен был бы каждый день устраивать праздник – ибо у кого-то из моих близких родился сын или дочь, или он женился и т.д. И если я люблю его, как самого себя, то должен немедленно веселиться и пойти поздравлять его. Иными словами, ясно, что прочтение этой заповеди в смысле "любить всех ровно в том же смысле и с той же силой, как любишь себя" – является заведомо неправильным пониманием Божественных слов[27]. Или, например, правильно ли будет мне (если я действительно хочу любить ближних "как себя") распределять заработанную мною зарплату поровну между мною и всеми окружающими людьми, а также между своими и их детьми? – Ясно, что такой коммунизм, привлекательный на уровне опьяняюще-восторженных лозунгов, в реальной жизни (а Бог не зря поместил нас в реальную жизнь) ни до чего хорошего не доведёт. (Мы обсуждаем здесь, конечно, не вопрос "можно ли этого достичь", а лишь вопрос "является ли это в принципе идеалом, к которому следует или не следует стремиться".) А если такого требования нет, то в чем же состоит та самая любовь к ближнему?

Мне кажется – в соответствии с выдвинутым выше определением любви – что правильное продвижение в сторону "любви к ближнему" находится не в направлении альтруизма (т.е. ограничения себя и отдавании принадлежащего себе окружающим), а в направлении углубления ощущения единства с окружающими людьми, ощущения себя вместе с ними целостной единицей – так, что жажда продвижения и достижений для этой единицы, этого общего организма, и будут естественным образом реализовываться в правильном характере "любви к ближнему".

Слова же…"как самого себя" при этом, на наш взгляд, означают, что осознание этого единства и "полноты жизни" надличностного (например, национального) организма должны в идеале быть столь же глубокими, как и жизнь собственного индивидуального "я".

6. Прояснение вопроса о Божественности любви

Перейдем теперь к той теме, ради которой мы, в первую очередь, и затеяли всё это обсуждение – прояснение вопроса о Божественности любви, в соответствии с выдвинутым нами определением.

Здесь мы должны вспомнить классическую схему процесса развития мира согласно Каббале, которую дает нам в своих трудах Рамхаль (рабби Моше-Хаим Луцато, 1707, Италия –1747, Эрец-Исраэль) – величайший поэт и мистик еврейского Нового времени.

Рамхаль говорит о трех стадиях развития мироздания. Начинается оно с полного и абсолютного единства, называемого "Ор Эйн-Соф" ("Свет Бесконечности"). Это первоначальное состояние до-мира, когда всё суть Божественный свет и единство его абсолютно.И даже на следующей стадии, когда "сфирот", т.е. отдельные параметры Божественности, только начинают исходить из " Эйн-Соф " в то, что в дальнейшем станет нашим миром – они находятся в состоянии, которое называется "акудим", -"связанные" (глагол "лаакод" – "связывать", как например "стреножить" животное, чтобы оно не могло ходить; отсюда в частности "Акедат Ицхак" – история "связывания [жертвоприношения] Ицхака"). Итак, начальное состояние мироздания есть полное единство. Но это полное единство не дает возможности продвижения – так же, как не может эффективно передвигаться стреноженное животное.

Единство уровня "Ор Эйн Соф" – это все равно, что взять все краски и смешать их миксером в полное единство, картины из этого не получится. И потому такое "полное единство" не устраивает Бога. И даже на следующем уровне – "акудим" – продвижение, как мы видели, тоже невозможно. А поэтому Всевышний создает в мире разобщенность (эта вторая стадия развития сфирот, которая на языке Каббалы называется "некудим" – "точечность", "изолированность")[28], чтобы затем эти разобщенности в процессе дальнейшего развития, объединяясь друг с другом, смогли сами придти к единству, – с тем, чтобы они осознали себя и все мироздание, от начала бытия и времен до конца, и от края и до края, полным и абсолютным структурным сложносоставленным единством; – а именно такое единство мироздания и Бога и является целью Творения.

Итак, цель Сотворения мира – не в единстве перемешивания красок миксером, но в достижении единства на более высоком уровне, когда все части и краски существуют отдельно, и сами по себе, – но при этом они составляют одно высшее единство, называемое картиной. Входя в картину, краски не теряют индивидуальность; наоборот – они сохраняют и полноценно реализуют её, и эта индивидуальность совершенно необходима именно для того, чтобы всем вместе осуществиться как высшее единство картины. И, естественно, несчастна та краска, которая, боясь потерять индивидуальность, остаётся в тюбике, так как она не желает соединяться в единую картину с другими...

Так, вкратце, выглядит по Рамхалю весь путь мира и Божественная цель мироздания.

Но для того, чтобы человечество и мир сами пришли к этому единству, – а ведь именно в том, чтобы они пришли сами, и состоит задача, поставленная миру Богом, – для этого тяга и страсть к такому единству должны быть заранее заложены в самых фундаментальных основах мироздания. А мы выше именно и указали, что эта страсть к единству и называется любовь. Иными словами, любовь – это и есть та центральная страсть к единству, которая должна быть заложена в мироздании, во всех неживых и живых его компонентах[29] (и особенно, конечно, в человеке) для того, чтобы мироздание в процессе своего развития и эволюции к этому, сложно-индивидуальному, единству, само пришло, – что является Божественной целью Сотворения мира.

Здесь мы видим, что любовь является основой жизни и Божественным чувством, она является Божественной основой мира, – поскольку только любовь, будучи жаждой единства, будучи очищенной, возвышенной и продвинутой, – она и приводит к тому сложно-структурному, с сохранением индивидуальности, объединению мироздания в единую картину; чего и хочет от мироздания Всевышний.

Бог хочет, чтобы мир сам пришел к этому единству, а не чтобы Он насильно создавал его. Но чтобы мир сам к этому приходил, Богу требуется заложить в основы мира жажду к этому единству, она и называется любовь.

Итак, отрицая подход "Бог есть любовь", ввиду создаваемого им ограничения Божественности, – мы осознаем, что, действительно, любовь есть фундаментальное Божественное чувство. И Бог заложил его в мир, чтобы мир смог сам в процессе собственного развития придти к этому единству – не миксерному, а структурному, без потери индивидуальности – которое было поставлено Богом как цель мироздания.

Таким образом, слова "любовь есть божественное чуство" обретают теперь для нас смысл не только на уровне эмоций, но и на уровне интеллекта – будучи, через сформулированное определение понятия любви, связанным с классическими еврейскими структурами в Каббале, по направлению к совершенствованию мира.


[1] Этот тезис сформулирован в Новом Завете в 1-ом Послании Иоанна 4:8; при этом подчеркивание любви как главного религиозного принципа имеется уже и в словах Иисуса, который из всех заповедей Торы выделяет "любить Бога" (Второзаконие 6:4) и "любить ближнего как самого себя" (Левит 19:18) как главные (Марк 12:31). Следует, при этом, отметить, что это не являлось каким-либо нововведением Иисуса, но было общепринятой точкой зрения иудаизма; не говоря уже о том, что слова Иисуса являются акцентированием двух заповедей, уже имеющихся в Торе, – именно такое акцентирование соответствует раввинистическому иудаизму (это признает далее и Евангелие – см. Марк 12:32). Точно так же, например, Талмуд (в лице р. Акивы) провозглашает "великим правилом Торы" заповедь "Возлюби ближнего как самого себя". Что, да, является здесь совершенно новым – это выводимое из Послания Иоанна возможное отождествление Бога и любви, и именно эту тему мы обсуждаем в данной статье.

[2] При этом следует заметить, что в самом контексте Послания Иоанна любовь скорее рассматривается как "проявление Бога", а совсем не отождествляется с Ним. Однако в радикальных направлениях христианства – а именно они сегодня являются наиболее активными его проповедниками – такое отождествление, по крайней мере на уровне общественного сознания их последователей, присутствует.

[3] Начиная от неоиндуизма (или неоязычества?) Бхагаван Шари Сатья Саи Баба: "Бог – это любовь. Любовь – форма Бога. Так же как Бог, воплощение любви, изливает Свою любовь на весь мир, так и человек должен разделять свою любовь со всеми и каждым. Любовь – это Бог, а Бог – это любовь. Я шлю вам всем Свою Любовь и Своё благословение, Дети мои, я жду вас терпеливо, и Любовь Моя постоянно и полностью объемлет весь мир" (см., например, "Любовь – это Бог, живите в любви"), и кончая такой агрессивной концепцией, как ислам, который тоже усиленно утверждает "Ислам – религия любви и покорности Богу, сотворившему миры и повелевшему Своим творениям познавать себя через любовь" (см., например, "Ислам.ру / О проекте"). Впрочем, этот ислам настолько сильно любит всех, что говорит о себе так: "Ислам – это религия, проповедующая подлинный монотеизм, очищенный от языческо-иудейского нацизма" (См. на том же сайте "Теракты в США: кому это выгодно?"). Впрочем, и про Саи Батья вскоре выясняется, что его "любовь" есть чистая мантра (= не имеющее рационального смысла заклинание), поскольку эта его "любовь" никакого отношения к реальной любви не имеет, т.к. далее он же пишет: <<Принцип любви – вне определения или описания. Когда человек не способен осознать святость любви, он переносит любовь на мирские и преходящие объекты. Бог превосходит любые свойства и качества. То же самое можно сказать и о любви. Но человек соединяет любовь с различными атрибутами и, таким образом, напрасно растрачивает свою жизнь. Он использует священное слово "любовь", чтобы описывать отношения, которые существуют между матерью и ребёнком, женой и мужем, коллегами, друзьями, родственниками и т.д. Но кто является матерью и кто является ребёнком до рождения? Точно так же, кто является мужем, и кто является женой до заключения брака? Любовь, которая существует между матерью и ребёнком, женой и мужем, братьями, сёстрами, друзьями, родственниками и т.д., связана с физическим телом и является отрицательной по самой своей природе. Это – только физические отношения, и они не могут называться любовью в истинном смысле этого слова...>> (См. "Любовь – это Бог, живите в любви"). – Таким образом, данное "Учение Бхагаван Шари Сатья Саи Баба" представляет собой не любовь, а элементарный паразитизм на любви. Здесь мы также наблюдаем (что очень типично для "тоталитарных сект") направление всей любви на обожествляемого руководителя секты и объявление всякой другой, реальной жизенной любви, "отрицательной по самой своей природе".

[4] Вот, например, типичное рассуждение такого типа: <<Даже человеку, который не отождествляет себя ни с какой из религиозных традиций, при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула "Бог есть любовь" — высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве>> (См. "Если Бог есть любовь").

[5] Анализ этой концепции будет проведен посредством методики "выделения искр из привлекающей нас идеологии", которая изложена в моей статье "Ортодоксальный модернизм и проблема эволюции иудаизма в учении рава А.-И.Кука" §13.

[6] См. об этом подробнее р. А.-И.Кук, "Орот", стр. 135 и далее.

[7] Впрочем, можно найти в иудаизме (в Мидрашах) утверждение типа "Бог есть ничто иное, как истина", но в этой фразе "истина" понимается в своей "бесконечности", так что "ограничения Божественности" не происходит; кроме того, следует отметить, что подобные высказывания никогда не становились символами веры иудаизма, не говоря уже о том, что есть и иные Мидраши, где "истине" уделяется совсем не такое центральное место (См. например, Берешит Раба 8, где Всевышний творит человека несмотря на то, что Истина выступает против этого шага.).

[8] См. об этом подробнее у выдающегося каббалиста начала 20 века Й.Л. Ашлага, "Матан Тора".

[9] В английском, как известно, различаются "like" и "love", а в греческом различаются три типа любви: "эрос" – эротическая любовь, "филио" – любовь-дружба и "агапе" – возвышенно-религиозная любовь; и тем самым эти три явления в некоторой степени отделяются друг от друга. Мы, однако, исходим из того, что Святым языком является Библейский иврит, а не английский и не греческий, а там слово "любовь" – "ahaвa" – только одно, и оно употребляется не только для "и полюбил Яаков Рахель" (Бытие 29:18), для "и возлюби ближнего своего как самого себя" (Левит, 19:18) и для " и возлюби Господа, Бога твоего (Второзаконие 6:5) – но даже и для отнюдь не божественного "и полюбил Амнон Тамар..." (Вторая Книга Самуила 13:1). [Отметим, что Септуагинта во всех этих случаях переводит "любовь" как "агапе". Подробный анализ (по-русски) различия смыслов данных греческих терминов см у о.П.Флоренского, "Столп и утверждение истины", Письмо одинадцатое.]

[10] Иными словами, я считаю жизненно необходимым выводить Божественную любовь непосредственно из всякой прочей любви – во избежание паразитизма на понятиях, о чем уже говорилось выше в примечании про Бхагавана Шари Сатья Саи Бабу. А вот еще один пример подобного мышления ("паразитизма на любви") в современном христианском общественном сознании (в интернетной дискуссии на тему "Бог есть любовь"): <<Да. В русском языке словом "любовь" обозначено слишком много понятий. Разумеется, что человек этот говорил не о любви к пиву, и не о любви к поэзии, и не о занятии сексом, о не о романтической любви к прекрасной даме, и даже не о любви к близкому человеку. А о той самой вселенской "божественной любви".... Перечисленные же мною "любови" ничего общего не имеют, особенно с божественной любовью. И называются одним словом просто от бедности языка. У Вас повернётся язык сказать, что "божественная любовь" – это разновидность "любви"? Не думаю...>>. – А вот я (автор данной статьи) очень даже так думаю, что "божественная любовь" – это разновидность "любви", и даже, более того, считаю, что никак иначе и невозможно.

[11] Конечно, на первый взгляд смешно снова и как бы заново обсуждать "любовь", после того, как об этом написаны тонны литературы. Но дело, однако, в том, что эти тонны литературы обычно обсуждают вопрос о том, "в чем суть любви", пытаясь выделить правильную "высшую" любовь, – а вовсе не дать такое определение, под которое подходили бы все случаи. Я же, напротив, пытаюсь дать определение не от идеальности, а от реальности, от того, как мы действительно употребляем это понятие – т.к. подозреваю, что в реалиях языка заключена коллективная интуиция, зачастую гораздо более глубокого порядка, чем в индивидуальном, даже очень философски продвинутом умствовании.

[12] "Imagine – Джон Леннон и евреи".

[13] Вот яркая цитата: <<Никому особо не нужна всеобщая любовь,... всеобщая любовь – это вообще не любовь.Ибо любовь означает предпочтение. Та любовь, которая имеет для нас хоть какой-нибудь смысл, та любовь, к которой мы стремимся и в которой нуждаемся, та любовь, которая чего-то для кого-то стоит – которая стоит все для всех – это любовь, которая, по самому своему определению, выбирает и предпочитает. Покажите мне человека, который скажет, что любит твоих детей так же, как и своих, и я скажу, что, во всяком случае, ему не стоит быть воспитателем твоих детей. Запомните это хорошенько: тот, кто утверждает или проповедует, что следует всех любить в одинаковой мере – тот совершенно не понимает, что такое любовь! Избегайте такого человека, спасайтесь от него! Каждый, кто пытается убедить вас любить всех одинаково, на самом деле стремится стереть всякую настоящую любовь с лица земли.... Ценна только та любовь (будь то романтическая или платоническая любовь, или еще какая-нибудь) которая по природе своей избирательна, она совершенно тенденциозная и пристрастная любовь, неисправимо неравноправная, любовь, которая разделяет и различает, и разобщает, и предпочитает; которая дискриминирует, и выделяет, и делает человека особенным.>>

[14] По этому поводу вполне уместно вспомнить, что р.Кук черезвычайно ценил "спонтанные интуитивные моральные устремления", считал их проявлением имманентной Божественности в человеческой душе и указывал, что, с религиозной точки зрения, запрещено подавлять их; и надо, наоборот, развивать их в себе.

[15] Типа вышеупомянутого Бхагавана Сатья Саи.

[16] А "пространство душ" изоморфно Божественности, и поэтому, теряя души, мы теряем в "степени соответствия Божественному Свету" – см. подробнее в уже упоминавшейся статье "Ортодоксальный модернизм и проблема эволюции иудаизма в учении рава А.И.Кука".

[17] Такое определение встречается в иудаизме, например, у Маhараля. (Этот пдход, в рамках взаимоотношения человека с Богом соответствует, в принципе, классическому еврейскому понятию "двекут" – "прилеплние [к Богу]" – Втор. 4:4, см. подробнее ниже). Отметим, что из упомянутых выше греческих подвариантов любви, этому подходу, как нам кажется, в наибольшей степени соответствует "эрос", а не "агапе".

[18] Вообще, когда мы хотим дать определение существующему термину (т.е. формализовать какое-то понятие, которым до этого и так пользовались) то к этому определению предъявляются обычно следующие требования корректности: 1) "охват" – т.е. оно должно подходить ко всем тем явлениям которые мы и до того обозначали этим понятием, 2) "граничность" – оно должно не подходить к другим, соседним явлениям (т.е. "о-предел-ение" должно ставить "предел", границу), и 3) "операбельность" – т.е. оно должно быть таким, чтобы из него можно было бы вывести что-то новое (а иначе зачем вообще подробное определение нам нужно). Первое прослеживается в статье ниже, третье (операбельность) проявляется в конце (для этого, собственно, и написана данная статья), что же касается четкости границы, то здесь надо отметить, что, конечно, не всякое единство является любовью (и примеров единства без любви вокруг сколько угодно). А поэтому следует подчеркнуть, что, согласно данному определению, любовь – это не само "единство", а именно "стремление к единству", "жажда единства".

[19] А вот если я ем помидоры через силу, потому что это нужно по медицинским соображениям – то единство достигается, а "страстной жажды к единству" нет; а потому это и не любовь.

[20] Отметим также, что фразы типа "Я люблю свою собаку" – в них имеется в виду, что она часть моей семьи (т.е. "я люблю свою собаку " – это любовь, в принциппе, того же типа, как и любовь к своей семье).

[21] Стремление к единству и к соединению-слиянию с "Другим", – коренится, на самом деле, в жажде преодоления ограниченности своего существования, что есть одна из форм фундаментальной страсти человека к преодоления смерти. Интересно отметить, что сформулированное опреднление в значительной степени (хотя и далеко не во всем) перекликается с выдвинутым В. Соловьевым пониманием сути любви как "выхода за пределы собственного я" (см. его эссе "Смысл любви". Это эссе, как и отрывки о любви из вышеупомянутой работы о. П. Флоренского, и множество другого материала можно найти, в частности, в сборнике "Русский Эрос – философия любви в России" – М. 1991).

[22] Надо отметить, что эти слова можно перевести двояко: как "они станут едиными", так и "они произведут плоть (т.е. ребенка), в которой реализуется их единство".

[23] Здесь следует, наверное, отметить, что именно сексуальный тип любви является в нашем языке и сознании наиболее воплощенной реализацией понятия "любовь"; а потому тот момент, что предлагаемое нами определение "любви как страстной жажды единства" реализуется в этом виде любви в максимально явном виде, – говорит ещё раз в поддержку правильности выбранного нами определения.

[24] Здесь следует отметить полную неприемлемость, с нашей точки зрения, встречающегося иногда определения любви как "желания съесть либо быть съеденным", – т.к., в частности, оно, помимо прочих недостатков, отвергает полноценное сохранение личностности при слиянии в семью, в народ или в человечество; а это сохранение индивидуальности при слиянии представляется кардинально важным даже для собственно успешности этого слияния. [См. об этом также В.Ф.Турчин. "Феномен науки/Кибернетический манифест"]

[25] А любовь к природе и искусству – это, по-видимому, синтез "любви-саморастворения" к универсуму ("Любите ли вы театр....так, как люблю его я") и любви к помидорам.

[26] А они, конечно, относятся к этой, как и к любой другой заповеди Торы, не только как к "обще-возвышенному источнику вдохновения", но и как к прямому указанию Бога, которое мы должны постараться реализовать в своей жизни. А поэтому ограничиться одним только восхищением нельзя – нужно конкретно указать, как эту заповедь соблюдать.

[27] Не говоря уж о том, что обратной стороной любви является вмешательство [эта важная тема выходит за рамки нашего анализа в данной статье], и разве будет правильно, если мы будем вмешиваться и перестраивать личную жизнь окружающих нас людей в той же степени, в которой обустраиваем свою?

[28] Мы не будем, конечно, останавливаться здесь на том, что "акудим", "некудим" и "берудим" (оно же "тиккун", гармоничное единство) аллегоризируется Каббалой из трех видов (пород) овец, которые пас у Лавана праотец наш Яаков (См. Бытие 30:39),

[29] И, в частности, не является ли интуитивное постижение этой "всеобщей эротики мироздания" (как страсти к единству) позитивным ядром классической языческой (гиперболизированной и оскверняющей) сакрализации секса – нашедшей столь широкий сбыт в жаждущем "раскрепощения" современном мире?