Так что же ПтихАрт представляет собой чисто интеллектуальную игру с текстами? Искусство комбинаторики, дарящее радостью возникновения новых смыслов? Нет и нет! Подобная игра лежит в основе ПтихАрта, она есть Птих, но она – еще на Арт.
А каким же видится искусство, основанное на птихтовании? В чем его особенность? Это тот тип несуществующего и как бы невозможного искусства, в котором реализуется стратегия Шема. Она зеркально противоположна той, что наполняет искусство, укорененное в Йефете. По замыслу ПтихтАрта его Арт состоит в следующем: будучи пронизан смысловыми импульсами птихт-композиции с ее вопросами и интерпретационными возможностями, ты включаешь свой личностный опыт в игру смыслов, в своих конкретных жизненных проблемах продолжаешь Игру; ты двигаешься в разработке Игры и в жизненном пространстве одновременно, между ними нет зазора. Это не похоже на греческий способ обращения с текстом: понял что-то и применил (или не применил) в жизни. Здесь ты должен жить и двигаться в Игре, имеющей сакральный посыл. Это экзистенциальный переворот для западного сознания. Это дает совсем иной взгляд на вещи.
Важная часть реализации такого рода стратегии – неудовлетворенность содержанием. Предположим, я разобрал некий текст (текст в самом широком смысле). Я могу сказать себе: так, это понятно, извлеку для себя такой-то урок. Но НАСТОЯЩИЕ тексты таковы, что подобное их завершение означает, что я потерял их для себя. Культивировать неудовлетворенность – это не останавливаться в раскрытии плана содержания, искать продолжение даже когда есть соблазн удовлетвориться схваченным, искать продолжение и в понимании текста, и его преломлениях в гуще своего опыта. В терминологии Маймонида это культивировать растерянность (вспомним его трактат «Путеводитель растерянных»). Но эта растерянность отнюдь не разрушает меня (если я – Шем), она – мой воздух. А вот если я – Йефет, заботящийся о своей личности (в противоположность заботе о сущности), то мне дискомфортно в этой разлитой растерянности, я не могу себя собрать и репрезентировать, и страдаю от этого.
Другое дело – план выражения как таковой. Йефет именно здесь не терпит завершенности, он рвется к новым формам, к новым аспектам красоты, он готов порвать с содержанием, чтобы «выскочить» за рамки устоявшихся способов выражения… Он убежден, что смысл потом доковыляет за тем, что он натворит в порыве поиска формы, красота подтянет смысл, он там найдется сам собой.
Для Шема все иначе. Он знает, что тот смысл, которым он озабочен и который он отстраивает, находится в движении. Выражение всегда есть выражение того смысла, который я имею сейчас, а не всего смысла в целом. В принципе, выражения вообще могло бы не быть (в этом заносчивость и снобизм Шема. Его без-образие). Но, решившись на выражение, Шем остается спокойным в его отношении (у него нет нервного напряжения в этой, «не его» области), он выражает то, что имеет в данный момент. Гармония Шема с Йефетом, который должен обитать в его шатрах, начинается с точности выражения сущности, ведь помешать она не может, если не будет настаивать на своей «личности»…

Теперь, давайте взглянем на то, что я понаписал. Что это? Откуда такие познания о Шеме и Йефете? Они что сами рассказали или это авторитетные источники так говорят?) Да, нет же. Все это – Игра, это я играю, осмысляя Текст (положим, ту же птихту) и собственный опыт в их сопоставлении. Это интеллектуальная игра? Да, она интеллектуальная, но этим не исчерпывается ее суть.