Оказывается иудаизм в моде

Быть может, кто-то не знает, но иудаизм в моде. По словам Славоя Жижека (к его вящему неудовольствию) иудаизм оказывается «едва ли не главенствующим этико-духовным подходом современных интеллектуалов» (С. Жижек. Кукла и карлик, с. 16). Ниже мои рассуждения о возможных причинах такой «популярности» иудаизма. Это отрывок из статьи, которая должна войти в книгу, подводящую итог проекту «Голем» ЛабораТории Б. Юхананова и Г. Зельцера.

«…Речь пойдет об особом типе душ, стремящихся оказаться по отношению ко всем социальным и культурным детерминантам на «другом берегу». Назовем их аврамическими… При должной проницательности такая душа оказывается как бы за пределами вседозволенности, ей (в отличие от Авраама, крушащего идолов, каким его описывает мидраш) нет надобности крушить табу – все они уже разрушены и погребены в руинах Катастроф прошедшего века. Аврамическая душа жаждет нового слова, нового начала на другом берегу, невиданного творчества и созидания. Сложность (которая подчас имеет трагические коннотации) состоит в том, что Слово, так или иначе, «подкладывается» окружающей культурой, тем самым, оно заранее «отнято», а потому лишено творческого потенциала. Социально и культурно обусловленная речь равна немоте. Для аврамической души нестерпима экспроприированная речь, заформатированное творчество. Ее творческий импульс стреляет вхолостую, в радикальном своем проявлении не соглашаясь ни на какой вид редукции. То есть оказывается бесплодным! Первой задачей (мечтой) становится обретение Слова, обретение способности животворящей речи и творчества, питаемого ни тщеславием, ни социальным протестом (или заказом), ни стремлением к самовыражению, ни эстетическими или этическим импульсом, но чем-то все это превосходящим. По сути – это устремленность к призыву трансцендентного…
…Мы вовсе не собираемся в очередной раз расставлять фигуры спора между иудаизмом и христианством, доказывая преимущества той или другой позиции. Наша цель лишь в прояснении возможных оснований выбора в пользу иудаизма, который может совершить аврамическая душа… Напомним, ее основной импульс – попытка вырваться из обусловленности, тотальной детерминированности, обрести новое Слово, дар речи, прийти к творческому акту, который являлся бы со-творчеством с Творцом…
Что же может побудить аврамическую душу предпочесть иудейский путь христианскому? В первую очередь скепсис. Если душа одарена тем или иным видом надежды на то, что в теснящем ее мире наличествует Слово, либо предчувствует («провидит») скрытую благодать, то она уже стоит на христианском пути. Но если ей не дано узреть лестницу спасения, если она лишена какой бы то ни было надежды на то, что Слово где-то присутствует и может открыться, если ей не ведомы интуиции сотериологии, имеющей внешний по отношению к человеку источник, то христианский путь для нее неприемлем. Стремясь к трансцендентному, она невольно (возможно, сама того не подозревая) вступает на путь иудейский, где человек должен сам воскрешать слово, сам себя делать (доделывать), где все начинается с земли, с глины, и надежда, гранича со своим отсутствием, заключается в том, что попросту ничего другого не остается. Иудаизм отрицает формы магического или экстатического прорыва в сферу сакрального. В этом смысле «отсутствие надежды» — это важнейший этап скептицизма, через преодоление которого и лежит путь к религии «для взрослых», как называет иудаизм Э. Левинас: «Бескомпромиссное утверждение независимости человека… разрушение сакрально-мистического понятия священного – все это влечет за собой риск атеизма. Такой риск необходим. Только через него человек поднимается к духовному пониманию Трансцендентного» (Э. Левинас. Избранное: Трудная свобода, с. 333). Именно наличие этого скепсиса («риск атеизма») делает иудаизм близким современному сознанию. Можно не принимать подобный взгляд на иудаизм, но каким бы ни был исторический иудаизм, ясно, что тип религиозности или устремленности к трансцендентному, описываемый Левинасом, вполне может быть совмещен с иудейским мировосприятием и противоречит христианскому (оказываясь с точки зрения христианства «гностической ересью»)».