МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр| МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр |
Учебные курсы по иудаике |
Лекция 18. День Катастрофы
1. Рав Шломо Авинер. О религиозном смысле Катастрофы
(1) Всевышний - первопричина всех событий 2. П.Полонский. Религиозный подход к Катастрофе
(2) Наша обязанность - пытаться понять историю
(3) Операция "отсечения" народа от галута
(4) Что говорили Мудрецы об обязанности покинуть галут
(1) Первым шагом к пониманию является признание отсутствия ответа 3. Зеев Дашевский. Катастрофа
(2) Надежда на нахождение объяснения в будущем
(3) Соображения, полезные в поисках собственного ответа на вопрос
(1) Сложности в отношении к "Катастрофе" 4. Пинхас Полонский. Религиозный подход к проблеме Катастрофы
(2) Проблема Добра и Зла в мире
(3) О смысле страданий Йова
(4) Три причины испытаний и страдания Йова
(5) О ненависти Эсава к Якову
(6) Пророк Иеремияhу и Йов об отрицании "Катастрофы"
5.Элиэзер Беркович. Вера после Катастрофы
Список контрольных вопросов
День Катастрофы установлен на 27 ниссана, день востания в Варшавском гетто.
Проблема религиозного отношения к Катастрофе является, наверное, одной из самых сложных и спорных сегодня в иудаизме. Мы приведем ниже несколько отрывков из статей, обсуждающих эту проблему.
1. Рав Шломо Авинер. О религиозном смысле Катастрофы
(1) Всевышний - первопричина всех событий
...Касаться этой темы можно лишь в трепете и ужасе, о котором сказано: "...и вот ужас и мрак великий нападают на него" (Бытие 15:12). И все же мы хотим обсудить здесь этот вопрос в свете высказываний мудрецов последних поколений, которые связывают страшные события Катастрофы с возрождением нашей Земли и наступлением заключительного этапа Геулы - Особождением еврейского народа.
Я, как скромный ученик, не считаю себя вправе высказывать собственные соображения о тех, кто погиб в пламени Катастрофы, о тех, про кого сказано в Торе: "...близкими ко Мне освящусь" (Левит 10:З). То, что я излагаю ниже, есть изложение слов моего учителя и наставника рава Цви-Иегуды Кука.
Первый вопрос связан с людьми, потерявшими веру после Катастрофы. Они недоумевали: "Если есть Бог, то где же Он был тогда?! Как позволил Он случиться такому?! Есть есть Бог, как возможны такие вещи?!"
Ответ прост: возможны и еще раз возможны! Сама Тора говорит, что "возможны такие вещи", и тот, кто читает ее с открытыми глазами, не может не видеть этого. "...то обрушит Господь удары ужасные на тебя и на семя твое, удары мощные и верные и болезни злые и постоянные... Также всякую болезнь и всякий удар, о которых не написано в книге закона этого, наведет их Господь на тебя, пока ты не будешь почти истреблен" (Второзаконие 28:59, 61). Религия отнюдь не дает нам гарантии от Катастрофы. Напротив, Тора предупреждает, что самые кошмарные ужасы - возможны. ...Итак, на вопрос вопросов: "Может ли случиться такое, как Катастрофа, если существует Бог?" - мы отвечаем с полной определеностью: может, и Всевышний - первопричина таких событий.
(2) Наша обязанность - пытаться понять историю
...Разумеется, заблуждается тот, кто берется дать окончательное объяснение страшнеым событиям Катастрофы. И безусловно не заслуживает внимания тот, кто думает, что может проникнуть в суть вещей и познать намерения Всевышнего: "Ибо мысли Мои - не ваши мысли, и не ваши пути - пути Мои, - слово Господа; ибо как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших и мысли Мои - мыслей ваших" (Исайя 55:8-9). Наш замысел - замысел человеческий, связан с настоящим, в то время как замысел Бога охватывает все поколения.
И вместе с тем, наша обязанность - пытаться понять историю, со смирением исследовать и с величайшей осторожностью искать в ней смысл. Естественно, что порой эта работа трудна, и, конечно, не в наших силах завершить ее, однако мы не имеем права от нее уклоняться. Иногда мы окружены светом и тьмой одновременно, они перемешаны. И все же мы - народ, умеющий читать книгу истории также и тогда, когда почерк событий неразборчив, - должны пытаться сделать это.
После всего, что сказано выше (и со всеми оговорками), можно с величайшей осторожностью попытаться разобраться в нашем вопросе. Нельзя нам уклониться от этого, ибо в нашем поколении видели мы самое страшное разрушение и самое удивительное за две тысячи лет возрождение. Можно ли пройти мимо соединения этих фактов? Можно ли считать, что они совпадают по времени случайно?
(3) Операция "отсечения" народа от галута
Мудрецы последних поколений обращают наше особое внимание на тот факт, что еврейский народ был чрезвычайно связан с галутом (диаспорой) как физически, так и духовно. Как это жестоко ни звучит, необходима была операция "отсечения" народа от галута. Естественно, имеется в виду народ в целом, а не отдельные его представители.
Конечно, мы отнюдь не хотим сказать, что речь идет о наказании за привязанность к галуту. Было бы слишком самонадеянно рассматривать этот вопрос в плоскости "преступление - наказание". Мы лишь говорим о случившемся факте, о жестокой Божественной операции, которая вырвала нацию из нечистоты галута.
Да, народ, и даже его праведники, и даже многие из его мудрецов были привязаны к галуту. Была ситуация, похожая на ту, что описывается в Торе: раб не хочет выходить на свободу, любит рабство и любит своего господина (Исход 21:5-6). Первое поколение нашего народа, вышедшее из Египта, также любило галут и не могло оторваться от него. "И презрели они землю вожделенную, и не поверили слову Его" (Псалмы 106:24). И как результат этого Всевышний "поднял руку Свою о них (т.е. поклялся), что повергнет их в пустыне, и потомство их повергнет среди народов, и рассеет их по странам" (Псалмы 106:26-27).
(4) Что говорили Мудрецы об обязанности покинуть галут
Вот что говорили Мудрецы, жившие до Катастрофы, об обязанности покинуть галут:
Маймонид (ХII век, Испания):
Что касается тех, кто уговаривают самих себя, говоря, что останутся на своих местах, пока Царь-Машиах не придет в западную страну, и только тогда они выйдут и пойдут в Иерусалим, - не знаю, как избегнут они уничтожения; грешат они и заставляют грешить других.Рабби Яаков Эмден (ХVIII век, Германия):
Не вздумайте прижиться за пределами Эрец-Исраэль, ибо в этом был грех наших отцов, и в этом наш грех на протяжении всего горького изгнания, и поэтому из поколения в поколение ополчались на нас... Казалось нам во времена спокойной жизни в галуте, что мы нашли "другую Землю Израиля", "другой Иерусалим", - и за это обрушивались на нас все страдания и в Испании, и в других странах. - Ах, если бы не совершали мы этот грех постоянно... Этот грех кажется мне главной причиной жестоких гонений и страшных, немыслимых истреблений, с которыми мы столкнулись в галуте.Рабби Меир Симха из Двинска (начало ХХ века):
И еврей будет думать, что Берлин - это Иерусалим, и тогда поднимется бурный ветер, и буря вырвет его с корнем.Виленский Гаон (ХVIII век, Литва) говорил о том, что даже среди великих мудрецов есть люди, которые не могут оторваться от галута. У них, естественно, есть различные соображения, которыми они пытаются оправдать свою позицию; однако в действительности мы имеем здесь дело с грехом разведчиков, которых Моисей послал исследовать Землю Израиля и которые отказались идти в нее.
И еще раз мы должны подчеркнуть, что не ведем здесь речь о грехе и наказании за него. Непозволительно и не дано нам заниматься подобными соотнесениями. Мы подчеркиваем лишь тот факт, что народ Израиля был очень привязан к галуту, и была необходимость в жестоком "вырывании" его из галута. Кроме того, невозможно отрицать связь между этим жестоким "вырыванием" и началом нашего спасения (т.е. собиранием диаспоры), явившимися на одной странице истории.
Вот слова рабби Цви-Иегуды Кука:
Миллионы евреев вместе составляют единое тело, и когда придет время Избавления, окажется, что есть запутавшиеся в чаще галута. ...Большая часть евреев пристанет к "смоле" галута и не захочет выходить. Однако, вот пришло время всему Израилю вернуться в свою землю. И поскольку он не хочет возвращаться, то есть необходимость в насильственном возвращении в Эрец-Исраэль, в "вырывании" евреев из галута вопреки их желанию, как это написано у пророка: "И взял меня за пряди волос головы моей..." (Иехезкель 8:З). Тогда явит Всевышний руку Свою, осуществлявшую жестокую операцию "вырывания" и возвращения в Эрец-Исраэль.Страшный период Божественной операции над телом народа, уничтожившей шесть миллионов, - это способ возвращения нас на наше место, когда мы не хотим сделать это сами.
В сущности, решительное и окончательное выкорчевывание еврейского народа из среды народов мира - это путь к свету жизни и возрождению святого народа. Не мы выбрали идти по этому пути. Но как мы будем по нему идти - зависит от нас.
2. Пинхас Полонский. Религиозный подход к Катастрофе
(1) Первым шагом к пониманию является признание отсутствия ответа
Каждый раз, когда я выступаю с лекциями об иудаизме перед какой-нибудь новой олимовсеой аудиторией, и предлагаю слушателям задать любой интересующий их вопрос, то почти всегда одним из первых бывает вопрос о религиозном подходе к Катастрофе. Особенно велика вероятность, что именно такой вопрос будет задан, если в аудитории есть люди пожилого возраста. Они спрашивают: "Как же вы, религиозный человек, можете согласовать Божественное Милосердие с тем, что во время Второй мировой войны погибла треть еврейского народа?"
И поскольку приближается День Катастрофы, то я хотел бы посветить этому вопросу сегодняшнюю статью.
Первым шагом, который должен помочь нам приблизиться к пониманию этой проблемы, - и, также первым ответом, который я даю слушателям, задающим вопрос о Катастрофе, - является ответ: "я не знаю." Иными словами, первым шагом к пониманию является признание отсутствия ответа. Действительно, я не имею никакой точной схемы, которая давала бы рациональный ответ на поставленный вопрос. Более того - любая попытка четкого ответа, предполагающая "решение проблемы" и, следовательно, закрытие вопроса, - представляется недостойной и аморальной, и уже поэтому неверной. И также любая попытка дать Катастрофе некое "стандартное" религиозное объяснение, например, объяснить ее Божественным наказанием за невыполнение тех или иных заповедей, - интуитивно ощущается нами, как морально ущербная. А ведь моральное чувство есть проявление Бога в нашей душе, и поэтому, если какое-то объяснение противоречит этому Божественному проявлению, то это означает, что в таком объяснении что-то не так. И поэтому первым шагом в направлении понимания является отказ от объяснения, и осознание того, что "я не знаю".
(2) Надежда на нахождение объяснения в будущем
При этом следует все же заметить, что отсутствие на сегодняшний день объяснения Катастрофы вовсе не означает, что такое объяснение не появится в иудаизме в будущем. (Я, естественно, имею здесь в виду ортодоксальное направление еврейской религии.)
Иудаизм - это система динамичная и развивающаяся; и несмотря на то, что в настоящее время у меня нет ответа на вопрос о религиозном объяснении Катастрофы (как, кстати, нет ответа и на многие другие религиозно-философские проблемы), - не следует отбрасывать надежду, что через некоторое время - пятьдесят или сто лет, - такой ответ появится. И здесь надо отметить, что сама постановка проблемы - "где же был Бог!?" - является очень даже правильной и еврейски - религиозной. Все книги пророков полны великой жаждой человека увидеть Божественную руку в истории, увидеть легику и смысл в окружающей нас жизни, понять, "где же был Бог". Но, как сказано в Торе, указал Бог даже Моисею, что не может он увидеть Лица Бога, (т.е. понять настоящее и будущее), но только оглядываясь назад, в прошлое; и чем меньше уровень наш как пророков - тем большая дистанция при взгляде в прошлое необходимо нам, чтобы увидеть Его.
(3) Соображения, полезные в поисках собственного ответа на вопрос
Итак, фундамент религиозного понимания ответа на вопрос о Катастрофе состоит в том, что такого ответа сейчас у нас нет. Однако, было бы совершенно неверно на этом остановиться. У нас нет ответа, "снимающего вопрос", но имеется ряд идей, над которыми стоит подумать. Я попытаюсь изложить некоторые соображения, которые могут оказаться полезными читателю, в его поисках собственного, личного ответа на вопрос о религиозном отношении к Катастрофе. Понятно, что ни одно из этих соображений не является ответом, а они могут только служить направлениями размышления.
Соображения эти такие:
1. Катастрофа Второй мировой войны не является единственной в еврейской истории. Она является, конечно, событием уникальным но все же лишь одной из постигших народ Израиля Катастроф. Разрушение Первого (6 в. до н.э.) и Второго (1 в. н.э.) Храмов, а также поражение восстания Бар Кохбы (2 в н.э.) были никак не меньшими катастрофами, чем Вторая Мировая война. Во время каждой из этих катастроф число погибших тоже исчислялось третью народа, и, кроме того, было разрушено еврейское государство, и евреи были изгнаны из своей страны. А в нашем веке, при всех его ужасах, все же невозможно при оценке "Божественного милосердия" игнорировать тот факт, что несмотря на катастрофу, еврейская жизнь в Эрец-Исраэль и Государство Израиль были созданы.
2.Кстати, если бы в связи с происходившими в древности Катастрофами евреи потеряли бы веру в Божественное провидение , то на сегодняшний день еврейский народ не существовал бы, и вопрос задавать было бы некому.
З. Важно понять, что в жизни очень часто правильным ответом на случившеся является не объяснение, а действие. Возможно, нам следует смириться с тем, что мы не можем объяснить Божественные планы, однако действовать при этом мы обязаны. И поэтому религиозный вопрос к Катастрофе должен быть сформулирован не словами "как объяснить...?", но словами: "Что Бог от меня хочет в связи с Катастрофой?" Обдумывание религиозной мысли в этом направлении я оставляю читателям.
3. Зеев Дашевский. Катастрофа
(1) Сложности в отношении к "Катастрофе"
Посвящая сегодняшнюю беседу дню Памяти Катастрофы европейского еврейства, попытаемся понять эти события с точки зрения изучения еврейской Традиции, на том уровне изучения, на котором мы находимся сегодня. На тему Катастрофы написано очень много, и каждый человек, читал и думал об этом тоже немало. Охватить все - невозможно, и поэтому попробуем сформулировать, как этот вопрос звучит для нас, и что особенно содержательное можно по этому поводу сказать.
Одним из центральных вопросов, котрый люди задают себе и другим, это вопрос о том, "Как Бог мог это допустить?" Эти вопросы задавали себе и те люди, которые были в этом аду, и они по-разному на них отвечали. Были люди, которые умирали (как и во все эпохи) со словами: "Шма Исраэль", и были люди, которые в этом кошмаре дошли до состояния полного отчаяния и теряли Веру, и умирали не веря и т.д. Элиэзер Берковиц (в книге "Вера после катастрофы") говорит, что "И их вера и их неверие освящены теми страданиями, через которые они прошли". И то и другое является жертвой, и мы называем эти события по-русски - "Катастрофой", потому что нет другого устоявшегося термина. По-английски называются они "Холокост" - "жертвы всесожжения". То что произошло тогда, почти пол-века назад, меняет наше отношение к Традиции и к Вере в любом случае. После Катастрофы запрещено говорить: "все равно - надо верить". Такой разговор оскорбляет веру тех, кто сохранил ее там. Точно также запрещается говорить, что раз Бог допустил такое, то нельзя в это верить, так как это оскорбляет неверие тех, кто через это прошел. То есть, в любом случае, этот "опыт" человечества и нашего народа заставляет посмотреть на жизнь и на ее понимание и на наше отношение ко многим проблемам гораздо глубже, чем это было позволительно до этого.
(2) Проблема Добра и Зла в мире
Проблема Зла, проблема Добра и Зла в мире - все это проблемы вечные, и сколько существует человек, столько он размышляет над этим, и мучается этими проблемами. Есть превосходная книга Шалома Розенберга (изданная Открытым Университетом) - "Добро и Зло в еврейской мысли". Он говорит, что в разные эпохи проблема "Добра и Зла" проходила через три основных поворота. На достаточно ранних этапах (как можно видеть у античных философов), Зло воспринималось, как проблема страданий, а Добро - как проблема наслаждений. На более глубоком уровне, проблема зла рассматривается, как проблема возможности поступить дурно. И наконец, третий уровень - это рассмотрение Зла, как некоторого метафизического явления. В Талмуде, в трактате Бава-Батра, там, где рассматривается вопрос о том, какую книгу Танаха кто написал, очень много места посвящается книге Йова, и там делается такое классическое утверждение, что "злое начало" в человеке, Сатан и ангел смерти - это один и тот же персонаж. Здесь хорошо видны все три уровня, о которых говорит проф. Розенберг. "Ангел смерти" - это значит, что смерть - предел страданий, "злое начало" - как искушение к дурным поступкам, и Сатан - как некоторая фигура, которая олицетворяет Зло. Такое утверждение Талмуда - довольно нетривиально, и не очевидно, что все три поворота Зла - это на самом деле один и тот же персонаж. Талмуд объясняет, как это может быть. Он (Сатан) действует таким образом: он получает, как это видно в самом начале книги Йова, разрешение, спускается вниз, искушает - подбивает человека поступить дурно, обольщает, а потом поднимается наверх с кляузой и исполняет приговор. Как говорит мидраш, все это похоже на представителя шайки разбойников, который встречает вас на дороге и говорит, что приведет вас в такое место, где вы получите все удовольствия на свете, заводит вас на место, а потом вынимает нож и вонзает вам в спину. Это - один и тот же персонаж, который проходит разные фазы.
(3) О смысле страданий Йова
Об Йове мы говорим в связи с тем, что Талмуд, рассматривая книгу Йова, делает некоторые общие утверждения о характере Зла. Вопрос об Йове напрашивается, когда говорится о каком-то явном проявлении Зла в Мире. С ранних времен, по крайней мере уже более полутора тысяч лет, в мидрашах и в комментариях Йов приводится не просто, как образец человеческих страданий, но как образ Народа Израиля. В совершенно явном виде это звучит после изгнания из Испании (около 500 лет назад), но это есть и в мидрашах, которые на тысячу лет раньше. Эта параллель будет нас занимать и в сегодняшнем разговоре. Вопрос о том, совершил ли Йов что-нибудь плохое, - это очень интересный вопрос, имеющий отношение к рассматриваемой проблеме. Как, в общих чертах, построен сюжет книги? С самых первых строк говорится о том, что это - человек без порока, прямой, праведный и вроде бы не кчему придраться. Затем, Сатан начинает реализовывать полученное разрешение, и в одночасье Йов лишается всего. Дальше, на протяжении всей книги, он сидит со скребком на пепелище и спорит с друзьями, которые пришли его утешить. Никак нельзя подумать, что эти его друзья - друзья мнимые, потому что там же в Гемаре говорится, что "или дружба - или смерть", имея в виду друзей Йова. То есть, его друзья были бесконечно ему преданы, и пришли искренне его утешать. Они утешают, убеждая его в том, что его страдания не абсурдны, потому что одной из очень глубоких сторон человеческих потребностей является то, что человек в принципе готов принять страдания, если он поймет, что они не бессмыслены. Тяжелее всего является сознание, что все страдания - никчему. Друзья Йова преподают ему ту науку, которую мы можем услышать в классичеакой школе иудаизма, которая учит нас, что Творец абсолютно Справедлив и поэтому человек не может страдать несправедливо. Если человек страдает, - значит за ним есть какая-то вина. И друзья приводят ему очень содержательные доводы, совсем не абсурдные и не поверхностные, но Йов не готов принять эти доводы. Он категорически отрицает это объяснение. Это длится долгое время, на протяжении нескольких глав книги Йова, пока, наконец, Творец ни вмешивается и ни говорит: "Кто эти, говорящие без смысла?" Он говорит друзьям Йова: "Как вы смеете утверждать, что не бывает страданий без вины! Вы не говорили обо мне так правдиво, как мой раб Йов".
Следовательно, все совсем не так просто, что "Если ты страдаешь - значит ты виноват". Талмуд говорит, что Книга Йова написана Моше Рабейну(Моисеем, Учителем нашим), которого, как известно, мучили очень глубокие проблемы. Он настойчиво просил Творца: "Покажи мне Твой Путь!" и вопрошал Его: "Почему бывает так, что праведнику плохо, а злодею - хорошо?" Талмуд объясняет нам, что Моше не готов принять так просто то или иное объяснение, например: если человек полный праведник, то - ему хорошо, а если неполный - то ему не очень хорошо. Так, действительно, бывает, но вовсе не всегда, и не всегда мы в состоянии увидеть и понять все эти "начала и концы". Книга Йова преподает нам такую науку, без которой мы могли бы подумать, что иудаизм на самом деле говорит словами друзей Йова, что было бы совершенно неправильно. С другой стороны, как можно понять, что человек праведный страдает безо всякой вины? Не противоречит ли это утверждению о Божественной Справедливости, которая является основой того, на чем держится верность человека Богу? Человек может находиться в состоянии верности Ему при обязательном условии, что Он Справедлив.
Авраам не зря так яростно спорил о городах Сдома и Аморы(Гоморры), потому что, если предположить, что Судья всего Мира поступит неправосудно, то тогда все превращается в дурной абсурд. Его Справедливость - это то, на чем все держится. В некотором смысле Йов продолжает эту же самую линию, хотя он и не находится в таком выигрышном состоянии, как Авраам, потому что у Йова имеется элемент личной заинтересованности. Тем не менее, при таких нечеловеческих страданиях, которые ему выпали, человек меньшей веры давно бы сдался и решил бы, что на самом деле никто не может поручитьтся, что человек - без греха. Известно, что Талмуд, действительно, находит вину, которую он вменяет Йову. Рав Соловейчик тоже разделяет этот подход. Но что же можно вменить в вину человеку, который уже в самом начал объявлен, как человек совершенно без изъяна - "прямой", праведный, и что же ему вменяет в вину Талмуд? Это очень ясно формулирует рав Соловейчик: Йов, конечно, человек праведный и прямой и замечательный и, когда его сыновья устраивают пир, то он на всякий случай на следующее утро приносит жертву - вдруг они сказали что-нибудь не то. Когда Йов видел голодного, - он его кормил и т.д. Тем не менее, он отличает "свое" от "несвоего". Кроме того, по мидрашу (который не относится к книге Йова) он был одним из участников на совещании у фараона(об убиении еврейских младенцев), и он там молчал! Сказано, что Билам там давал советы "как ухищриться" (против евреев) и за это был убит мечем, а Йов молчал, - и был приговорен к страданию. Как можно понять, что такой великий праведник, как Йов, мог молчать перед тем чудовищным планом, который вынес на обсуждение фараон, и не пытаться этому воспрепятствовать? Одно из объяснений в духе Вавилонского Талмуда и взгляда рава Соловейчика состоит в том, что он понял, что такое чудовищное мероприятие не могло свалиться на голову народа, который бы не провинился, и значит, что этот народ чем-то его заслужил. Тогда получается довольно простой вывод, что Йов на собственной шкуре выстрадал тот урок, что это вовсе не обязательно, и что бывают страдания, которые совершенно не служат наказанием за преступления. И тогда, после того, как Йов услышал слова Творца, обращенные к его друзьям, что они не говорили про Него такую правду, как "Мой раб Йов", он помолился за своих друзей, посыпавших соль на его раны. Только тогда ему все вернулось.
(4) Три причины испытаний и страдания Йова
Надо сказать, однако, что при всей поучительности такого взгляда, он вовсе не окончательный и не единственный. Имеется и другой взгляд. В отличие от Вавилонского Талмуда, Иерусалимский Талмуд утверждает, что Йов был абсолютным праведником безо всякого изъяна, и его страдания совершенно не являлись никаким уроком для исправления его дефектов. За что же тогда он страдал, и как понять его молчание? Есть знаменитый мидраш о том, что вообще испытания выпадают на долю человека по одной из трех причин. Мидраш состоит из трех частей. В одной из них гончар, демонстрируя изделие покупателю, ударяет по кувшину, чтобы показать, как он звенит. В другой - трепальщик льна треплет лен для того, чтобы он стал крепче и гибче, а в третьей - хозяин, у которого есть две коровы - сильная и слабая, - не только пашет на сильной, а не на слабой, но сильная корова пашет и за себя и за слабую. Это символизирует три разных уровня, три ситуации, когда человеку выпадает испытание, страдание. Трепальщик льна добивается того, чтобы его материал стал лучшего качества, и также человека - нужно "потрепать", чтобы он стал более крепким и гибким. Гончар, которому удалось сделать изделие, достойное того, чтобы его оценил покупатель, ударяет по нему не потому, что он сомневается в его ценности, которую он и сам знает, а потому что он хочет продемонстрировать ее покупателю. И также - можно показать людям, что можно сделать из человека, если над ним хорошо поработать. Именно такие испытания выпадали Аврааму. То что выпадает на долю необычно сильным коровам в третьей части мидраша, похоже на ту ситуацию, когда мир находится в настолько упадочном состоянии, что он уже "пахать" не в силах, и тогда выбирается сильная корова, которая пашет за всех.
В этом смысле молчание Йова (на совещании фараона) можно объяснить двояко. Возможно, что он был еще "праведник в шубе" и, услышав, что на кого-то затевают страшное злодейство, решил, что этот человек (или народ) заслужил это. Либо, можно подумать так, что он понял, что эта "сказка" - про него, и что если против Израиля задумано настолько страшное преступление, то это значит, что Израиль находится в состоянии "слабой коровы" и "пахать" будут на нем. И тогда молчание Йова - есть высшая праведность, когда он молча и безропотно принимает то, что ему выпадут страдания. В других ситуациях Йов не молчит, например когда он разговаривает с Богом, как и Авраам. В таком случае, страдания являются не наказанием за его молчание, а его молчание - есть уже принятие этих страданий.
Итак, Йов показывает нам пример человека, который был праведником. Сама книга, которая описывает всю его историю, не дает нам права сказать, что его страдания могли быть наказанием за какое-то неверное его поведение. Даже по мнению Вавилонского Талмуда и согласно продолжению этой линии у рава Соловейчика, мы можем понять это только, как урок Йову, но ни коем образом не как наказание. Таким образом, как же можно решить спор между Йовом и его друзьями, которые говорят, в отличие от Йова, что не бывает страдания без вины? Творец же говорит, что прав Йов, а не его друзья. Талмуд обсуждает совершенно неясный момент: в какую эпоху жил Йов? Оказывается, что здесь имеется большое разнообразие точек зрения. Одни говорят, что он был современником Авраама, другие говорят, что он был современником Яакова. Третьи же говорят, что он жил в эпоху конца египетского рабства, и поэтому он был на совещании у фараона. Четвертые говорят, что он жил в эпоху возвращения из Вавилонского плена. И наконец, Талмуд говорит, что есть такие, кто говорит, что Йова не бывало и не рождалось и что это - просто художественное произведение.
(5) О ненависти Эсава к Якову
В наши дни обсуждается очень болезненный вопрос о том, является ли страшная Катастрофа, которая произошла с европейским еврейством, чем-то совершенно уникальным или это - просто более свежая рана, чем случаи других страшных катастроф, гибели, истребления, геноцидов? Можно услышать довольно разнообразные точки зрения по этому поводу. Особенно это стало заметно в наши дни, когда часто в публичных лекциях утверждение об уникальности этой Катастрофы ставится с вопросительным знаком, не говоря уже о том, что есть люди, которые осмеливаются утверждать, что нет никаких доказательств того, что на самом деле погибло такое количество народа и таким зверским образом. К осмыслению того, что же на самом деле произошло, наша тема имеет самое прямое отношение. В мидраше рабби Шимон говорит: "Галаха - "бэ-ядуа шэ-эсав сонэ лэ-яаков" - "заведомо Эсав ненавидит Яакова"(под именем Яаков, конечно, имеется в виду весь еврейский народ, а под именем Эсав - как Эсав Торы,так и римско-европейская цивилизация). В этом высказывании поражает вовсе не содержание, которое хорошо известно, и мы даже из наблюдений знаем, что Эсав ненавидит Яакова, и даже не то, что он ненавидит его "заведомо", - это просто усиление мысли. Поразительно в этих словах, что это - Галаха! Известно, что Галаха - это инструкция, предписывающая, что надо делать и что - не надо делать. Что же следует "делать" в этом случае? Это звучит почти так же необычно, как и первая из десяти заповедей. Из всех десяти заповедей, самая первая не говорит, что надо делать и что - не делать, а она говорит: "Анохи hа-Шем Элоhэйха" - "Я - Господь, Бог твой".
Ответ на вопрос: Эта "заведомая ненависть" Эсава к Яакову идет от их рождения, и начинается даже еще в утробе матери, а продолжается - до конца времен.
Рабби Шимон встречается в разных частях Талмуда в очень интересной роли. По поводу любой заповеди или галахи он пытается понять смысл того, почему Тора велела делать именно так. И вот теперь рабби Шимон говорит, что ненависть Эсава к Яакову - это не только вещь заведомая, но что это - галаха. Это значит, что это - так, а не иначе, и что понять это невозможно поскольку это - первичный факт: "Эсав ненавидит Яакова". Можно найти причины и их - много, и каждый антисемит их назовет, но только они часто противоречат друг другу. Евреев ненавидят за то что они жадные, за то, что они слишком глупы, за то, что они богаты, бедны, за то, что они умны, за то, что они слишком вмешиваются в дела, в политику или за то, что они слишком безразличны к политической жизни, за то, что они коммунисты или - наоборот и т.д. Причин, как это реализуется в душе или словах антисемита, существует великое множество, но мудрецы нам сообщают, что на самом деле это заложено в природу Эсава.
Ответ на вопрос:Конечно, это верно, что у Эсава были реальные и разумные причины ненавидеть Яакова, но оказывается, если принять точку зрения рабби Шимона, что все это было всего лишь поводом к тому, чтобы реализовать ту ненависть, которая все равно изначально существовала.
Когда в Пасхальной Агаде мы читаем: "Иди и выучи, что хотел Лаван - арамеянин сделать нашему отцу Яакову", то надо понять, почему Лаван ненавидел Яакова - у него же не было абсолютно никаких причин. Он ничего, кроме хорошего, от Яакова не получил. С приходом Яакова он получил все: богатство, сыновья у него стали рождаться и пр. Однако, он его не переносил, что похоже на патологию - ненавидеть племянника, через которого пришло счастье.
Ответ на вопрос: В проблеме Добра и Зла Достоевский приближается к десяткам великих умов, которые на эту тему размышляют. Несмотря на немалую долю патологии, он - великий художник, а художнику свойственно заменять рациональную мысль своим подходом.
Можно поэтому принять , что об этой ненависти надо помнить, и стараться держаться подальше. Если он все равно меня ненавидит, то единственное спасение - не пытаться навязать ему свое общество. Все это подтверждается опытом любого поколения. Когда мы не пытаемся сливаться с этими массами Эсава, и не пытаемся выдать себя за кого-то из их среды, то их ненависть по крайней мере утихает. Когда же мы начинаем вращаться среди них, то мы их раздражаем, и они просто органически не могут этого перенести.
Прадедушка рава Соловейчика, автор книги "Бейт hа-Леви", отмечает еще одно интересное свойство этой ненависти у других народов к Израилю. Он говорит, что нормальная ненависть, которая имеет под собой какую-то почву, с течением времени как-то затихает, а здесь имеет место явление, которое совершенно не утихает и, чем дальше, тем эта ненависть разгорается сильнее. По этому же поводу писатель Ицхак Мирский приводит историю, которая показывает какой-то новый, специфический для нашего века поворот зверства, не изображая самого зверства. Это невыдуманная историю про то, как некое немецкое подразделение двигалось по одной из европейских стран с тем, чтобы занять некое селение и затем идти дальше. Жители этого селения, увидев этот приближающийся отряд, встретили их с хлебом-солью, предложили место для ночлега, и немцы, помиловав их, так как приказа что-то уничтожать у них не было, переночевали и двинулись дальше. Когда они немного отошли, из этого селения раздался выстрел. Послали разыскать, кто стрелял, и обнаружили юношу, который стрелял с крыши. Командир спросил его: "Почему ты так сделал?" и он ответил, что не имел в виду ни в кого из них стрелять, но его отец погиб в войне с немцами, и он хотел выразить свое отношение. Командир сказал ему: "Ты, конечно, заслужил смерть своим поведением, но я проявлю мягкость и дам тебе шанс. У меня два глаза, но на самом деле, и об этом никто не знает, только один из них - настоящий, а второй мне очень искусный мастер сделал вместо потерянного, и никто не заметил, что он не настоящий. Если ты определишь, какой глаз у меня стеклянный, то я тебя отпущу". Юноша внимательно посмотрел на него и показал правильно. "Как же тебе это удалось?" - спросил командир. Юноша ответил: "Мне показалось, что у него более человечный вид". Эта история вроде бы ничего не говорит о зверствах, а наоборот, рассказывает о мягком и гуманном отношении, но она показывает какой-то новый поворот, которого может быть до нашей эпохи не бывало, когда стеклянный глаз начинает смотреть человечнее, чем настоящий.
(6) Пророк Иеремияhу и Йов об отрицании "Катастрофы"
кто этЗдесь можно увидеть интересный переход к тому, что говорит Йеремеяhу (пророк Иеремия) в своей книги Эйха (плач Иеремии), когда он оплакивает страшное разрушение страны и народа: "ки-гадоль каям шибрех" - "потому что велико, как море, разрушение твое". Некоторые мудрецы спрашивают, почему он сравнивает именно с морем? Ответ на это следует такой: если разрушение постигло людей, проживающих на суше, то - остается след для последующих поколений. Те развалины, которые остаются на земле, служат свидетельством той жизни, которая здесь была, и которая была разрушена. Если же беда случается на море, то даже если это очень большая беда, например, когда тонет огромный корабль в бурю, естественно, что после того, как буря кончается, никакого следа не остается после этого несчастья. Поэтому, Иеремйя использует это выражение "как море" - не в том смысле, что разрушение такое же большое, как море, а в том, что это такое разрушение, от которого не остается даже следа. Часто объясняют, что Иеремйя, оплакивая разрушение Первого Храма, пророчит намеком и о разрушении Второго Храма. При таком объяснении невозможно удержаться от того, чтобы увидеть в том, что он говорит, намеки вообще на все будущие разрушения. Но из текста нельзя сказать, что нет следа, потому что: "Иерусалим - стал распаханным полем, лисица шастает в Святая Святых". То есть, - след есть, и все его видят. Из чего же следует, что нет следа? Это видно из того, что утверждают, будто не было этой катастрофы, и что это вам показалось. Это и есть в чистом виде демонстрация того, что "разрушение, как море". Эта книга является пророческой, потому что и о той страшной Катастрофе, про которую мы сейчас говорим, говорят, что ее не было.
Йов, в середине книги (16:18), говорит: "Земля не закрывай моей крови, и пусть не будет места моим воплям". Можно подумать, что этим он как бы сам на себя посылает проклятия, но Раши объясняет это место так: "Пусть не будет такого места на земле проглотить мой вопль. Пусть страдания Йова будут символом и знаком человеческих страданий." То есть, пусть они не сотрутся и не исчезнут, чтобы эти страдания по крайней мере не были бы совершенно бессмысленными. Рабби Яаков Рабинзон, цадик и хасид, сказал по этому поводу следующее. Он сказал, что вершиной страдания Йова были слова тех, кто говорит, что Йова не бывало и не рождалось. Такая точка зрения разбирается и в Талмуде, и Рамбам тоже придерживается того мнения, что Йов - это литературный персонаж. Но литература и рациональный анализ - это другое дело, а вот рабби Яаков сумел так процитировать слова Талмуда, что они звучат совершенно по-другому: "тот, кто говорит после всех чудовищных страданий Йова, что их вобщем-то и не было, - есть вершина этих страданий".
Ответ на вопрос: Что дает людям то, что они должны не забывать о страданиях Йова? - Самый сильный инстинкт, который заложен в человека, - это желание не исчезнуть без следа. Если от усилий, начинаний или страданий человека остается какое-то продолжение, то его жизнь не исчезает бесследно. Это не значит, что страдающий человек хочет, чтобы люди научились страдать. Йову важно, по-видимому, чтобы его страдания превратились во что-то. Он верит в Бога и знает, что в конце концов все будет хорошо, но он хочет иметь отношение к тому, чтобы этому "содействовать".
Что уж говорить о неевреях, ставящих под сомнение существование Катастрофы, если в еврейском унивеситете недавно было повешано объявление о такой лекции: "Является ли Катастрофа уникальным случаем?" Ицхак Мирский в своей книге утверждает, что отицание Катастрофы является не просто некоторым дополнением, а оно прямо относится к собственно убийству, которое было начато тогда и продолжается сейчас. Все это - совершенно стандартный подход убийцы, который заимствован из самого первого прототипа, когда он не успокаивается на том, что он убивает брата, но и скрывает следы его крови, чтобы они не вопили из земли.
4. Пинхас Полонский. Религиозный подход к проблеме Катастрофы
Сегодня, как и каждый год 27 числа месяца нисан, когда мы отмечаем день Катастрофы европейского еврейства, перед нами встает вопрос о религиозном отношении к Катастрофе. Где был Бог? Как мог Он допустить гибель 6 миллионов евреев? Как мы можем сохранять веру в Божественную справедливость после этого злодеяния? Подобные вопросы встают перед каждым, размышляющим об этом страшном периоде в истории нашего народа.
Прежде всего следует отметить, что встречающееся иногда у религиозных людей примитивное объяснение Катастрофы как Божественного наказания евреев за их отход от соблюдения заповедей ("Евреи перестали соблюдать Субботу и кашрут, а многие даже крестились - вот Бог и наказал их") - является, на мой взгляд, не только неверным и аморальным , но и совершенно недопустимым с религиозных позиций. Во-первых, оно неверно фактологически, ибо погибшее еврейство Польши было гораздо более религиозным, чем сохранившееся еврейство Америки или центральной России. Во-вторых, оно аморально и вызывает отвращение, ибо, когда религиозный человек говорит такое, он как бы подразумевает: "вот лично я кашрут и шабат соблюдаю, а вы, люди нерелигиозные, ничего не соблюдаете, вот из-за таких как вы и произошла катастрофа". Такая позиция, оправдывающая злодеяние, аморальна, а потому не может быть и религиозно правильной. Человек, который, якобы от имени иудаизма, дает подобное объяснение Катастрофы, совершает этим "хилуль hа- Шем" (осквернение Божественного Имени), а это - одно из самых тяжких религиозных преступлений.
Не менее серьезную критику заслуживает и новоявившеися недавно якобы "каббалистическое" объяснение, утверждающее, что " Бог собрал в Катастрофу согрешившие души за весь период Диаспоры, и все их вместе наказал". Прежде всего, этот подход ничего не объясняет, т.к. мы никак не можем оценить ни его обоснованность, ни правдоподобность. Представляется даже, что цель этого объяснения - перенести вопрос из реальной исторически-конкретной ситуации в такую "мистическую" область, где настоящее обсуждение становится невозможным; и все это ради того, чтобы снять реально волнующую людей проблему Божественной справедливости и увести их от вполне обоснованных сомнений. Такая примитивная "теодицея" (оправдание Бога) ассоциируется исключительно с "благочестием глупцов", и я не думаю, что Бог нуждается в ней.
Мне также не представляется правильным подход тех, кто вообще отказывается думать о религиозном аспекте проблемы Катастрофы, риторически вопрошая, " кто такой вообще человек, чтобы рассуждать ему о Божественной справедливости?" Ведь естественно предположить, что Всевышний сотворил нас по образу и подобию Своему именно для того, чтобы мы хотели и в какой-то степени могли понять Его; и наши попытки понимать Бога, в том числе, и Его управление Историей, являются выполнением важной заповеди: "Вспомни дни древности, помысли о годах всех поколений" (Второзаконие 32:7). Рассматривать же критически проблему Божественной справедливости мы должны научиться на примере праотца нашего Авраама, который, услышав о решении Бога уничтожить Содом, поставил под сомнение справедливость этого действия, сказав: "неужели Ты погубишь праведного с нечестивым ? ... неблагопристойно Тебе это! Неужели Судья всей земли не учинит правосудия?" (Бытие 18:23). Конечно, мы не можем понять полностью Божественные планы, но принципиальный отказ даже от попытки их осмысления тоже не является правильным подходом.
Итак, после всего вышесказанного, какое религиозное объяснение Катастрофы мы можем предложить? Увы, необходимо признать, что иудаизм пока что не имеет ответа на этот вопрос. Более того, даже предлагать сегодня какие бы то ни было готовые ответы является принципиально неверным - это все равно, как если бы кто-то находился в трауре по смерти близкого родственника, а пришедшие навестить его начали бы рассуждать о том, имелись ли у умершего грехи, и много ли, и справедливо ли Бог поступил, допустив его смерть. Пока длится траур, подобное обсуждение совершенно неуместно. А национальный траур пока что еще не закончился; и показателем этого является бурная эмоциональная реакция протеста в ответ на примитивные "объяснения" Катастрофы. Пока длится начальный период траура и острая боль потерь еще не утихла, правильным религиозным действием является соболезнование, молчание, сохранение памяти, передача этой памяти детям, но вовсе не объяснение. Только, может быть, через пару столетий, когда мы увидим это событие в большей исторической перспективе и сможем говорить о нем, не задевая чувств друг друга, мы сможем обсуждать Катастрофу, и постепенно прийти к ее пониманию.
Здесь необходимо отметить еще одну важную сторону обсуждаемой пробемы. Сколь аморальными являются все еще встречающиеся попытки религиозных дать примитивное объяснение Катастрофы для обоснования веры, столь же аморальны бытующие попытки противоположной стороны обосновать Катастрофой свое неверие.
Элиэзер Беркович,выдающийся релииозный философ нашего времени, в книге "Вера после Катастрофы" пишет: те, кто не пройдя сам через Катастрофу, сегодня объясняют ею свой отказ от веры в Бога, поступают аморально, ибо этим они перечеркивают тех, кто погиб в пламени Катастрофы, но, тем не менее, остался верен Богу и Торе. Но так же и те, кто, не пройдя сам через Катастрофу, сегодня утверждают, что она не составляет для веры в Бога никакой проблемы, поступают не менее аморально, ибо этим они насмехаются над теми, кто, оказавшись в огне Катастрофы, отказался перед лицом ее от Бога и от Торы. Аморально как подтверждать Катастрофой свою веру, так и обосновывать ею свое неверие
5. Элиэзер Беркович. Вера после Катастрофы
Существуют два основных подхода к Катастрофе европейского еврейства: смирение перед этим фактом как перед проявлением Божьей воли или же, что чаще встречается, сомнение и непонимание, ведущее к восстанию против самой идеи благого Провидения. Этот путь в конце концов может привести к еврейскому варианту современной радикальной теологии, утверждающей, что Бог мертв и жизнь не имеет смысла. Однако в действительности вопрос должен стоять так: кто имеет больше прав судить об этой страшной проблеме? Тот, кто перенес ад гетто и концентрационных лагерей, гибель родных и друзей в газовых камерах, или же тот, кто читал, слышал о Катастрофе, возможно, даже переживал ее в своем воображении?
Ответы этих людей не могут быть одинаковыми. Те, кто там был, опираются на свой уникальный, ни с чем не сравнимый в человеческой истории опыт. Как бы глубоко те, кто там не был, ни переживали страдания жертв, они останутся настолько же далекими от Катастрофы, насколько далеки от мира концентрационных лагерей и крематориев вполне благополучные радикальные теологи наших дней. Их ответ, основанный на теоретических рассуждениях, будет таким же умозрительным, как и их опыт.
Конечно же, "восстание" радикальных теологов вполне равнозначно смиренному принятию Катастрофы теми, кто не был в лагерях смерти. Их ответ точно так же не адекватен событиям, как и ответ тех, кто бунтует и отрицает веру. Ни те, ни другие не могут установить контакт с миром Катастрофы. Кто не был там, должен прежде всего прислушаться к тем, кто пережил Катастрофу. Да, многие в то время потеряли веру. Я их понимаю. Они попали в ад похуже Дантового. Я думаю, что и Сам Бог их понимает и не ставит им это в вину. Разве я могу перенять их отношение к вере, восстать? Ведь я там не был. Я не Иов. Я только его брат. Я не имею права отвергать веру еще и потому, что среди евреев в лагерях были тысячи, десятки тысяч не усомнившихся в Творце. Они с ужасом покорились воле Бога. Я не могу отвергать веру, потому что это будет осквернением жертвы, принесенной теми, кто принял свой жребий без колебаний. Как я смею колебаться, если они смирились! Но и безропотно молчать я не могу. Я, там не бывший, не смею покориться, потому что мои братья, пройдя сквозь этот ад, восставали и отвергали. Как же я могу слышать об их нечеловеческих страданиях и покоряться?!
Я преклоняюсь перед памятью кдошим, святых, которые шли в газовые камеры с "ани маамин!" ("я верю!") на устах. И я преклоняюсь перед святой памятью тех, кто шел в газовые камеры без веры, ибо то, что им пришлось пережить, было выше человеческих сил. Они не могли больше верить. И я теперь не знаю, как мне сохранить веру. В сущности, мне легче понять, почему люди теряли веру в концентрационных лагерях, чем то, почему они ее сохраняли. Сохранение веры в таких условиях - сверхчеловеческий поступок, утрата - человеческий. Я всего лишь человек, мне ближе человеческое чем сверхчеловеческое. Вера свята, но и неверие и восстание против веры в нацистском аду святы.
Неверие в лагерях смерти - не итог интеллектуальной работы; вера была убита миллионы раз - это святое неверие. Тот, кто там не был и тем не менее с готовностью принимает Катастрофу как проявление воли Бога, в Котором нельзя сомневаться, оскверняет святое неверие тех, чья вера была убита. Но тот, кто с уверенностью присоединяется к отрицающим веру, оскверняет святую веру тех, кто ее сохранил. Можно, наверное, пойти дальше и сказать: смиренный верующий, который там не был, но безропотно соглашается с уничтожением шести миллионов евреев, оскорбляет своей верой веру лагерей смерти. Святые, которые сохранили веру в Бога Израиля в тех обстоятельствах, должны сказать такому человеку: "Что ты знаешь о вере? Как ты смеешь мириться со страданиями, которые ты не терпел? Успокойся и замолчи". Но и провозглашающие свое неверие оскорбляют святое неверие газовых камер. Жертвы Катастрофы, утратившие веру, могут сказать нашим радикальным теологам: "Как вы, не испытавшие того, что испытали мы, смеете говорить о потере веры?"
Рядом со святой верой крематориев невозмутимая вера тех, кто не перенес Катастрофу, - вульгарность. Но неверие изощренного интеллектуала, живущего в обществе изобилия, рядом со святым неверием лагерей - непристойность.
Мы не были на месте Иова и не смеем отвечать так, как он отвечал Богу. Мы должны верить, поскольку наш брат Иов верил, и мы должны недоумевать, поскольку Иов недоумевал. Такая ситуация сложилась после Катастрофы. Только так мы можем подойти к правильному ответу, если он вообще имеется. Только так мы можем пробить брешь в стене нашего непонимания. Это можно сделать, не оскверняя святую веру или святую утрату веры в аду Катастрофы. А если брешь пробить не удастся, то единственное честное решение - остаться по эту сторону стены. Возможно, ответа не существует. И лучше смириться с этим, чем искать успокоения в фальши равнодушной веры или в ничтожном неверии людей, получивших свою порцию за столом пресытившегося общества.
/BODY>