Павел Гольдштейн.
МИР СУДИТСЯ ДОБРОМ

К оглавлению

СИГНАЛ ТРЕВОГИ В СУДНЫЙ ДЕНЬ 5734 ГОДА

Нашу Святую землю окружает мир, свободный от ответственности перед Богом. И эта мысль так страшна, что подавляет своей обреченностью. Попытка по­стояльцев Бедлама закрыть глаза перед чудовищной реальностью зла оказалась не столь успешной и ослабила до основания связи того целого, в котором до­зволено жить роду человеческому. То, что есть, давно уже не кажется неве­роятным.

„Вот наступают дни, - говорит Господь Бог, - когда Я пошлю на землю го­лод; не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних".1 Мир, окружающий нашу Святую землю, застигнут трагической судьбой в бес­силии духа своего, и это для него почти что канун конца. Думая, с чувством личной кровной привязанности, о своем, с болью в сердце осознаешь, что и здесь, на Святой земле, многие из нас только начинают разбираться в общих положениях, и все еще ходят в тумане ложных представлений и плоских до­гадок. Поймем же раз навсегда в это в глубочайшем смысле ответственейшее для нашего народа время, что именно мы не смеем ответить человеческой неблагодарностью на данный нам Всевышним дар Свободы. Уразумеем же, наконец, что в жизни нет неожиданностей, ибо Воля Божья означает лежащую вне сфе­ры видимых вещей причину всего происходящего. Авраам был первым, кого Все­вышний из головокружительной высоты своей и из бездонной глубины своей окликнул в пространстве своем. Это был зов к выбору и решению возвыситься над низшей материальной стороной нашей природы, это был зов к жизни с ответственностью за другого, с ощущением его боли как своей собственной. Это был призыв к человечности. Народ наш оказался на пороге иного бытия - в ожидании чего-то чудесно пленительного и ужасающе-грозного, он был накануне какого-то бесповоротно манящего и пугающего решения, он был на пороге бесконечного задания, которое требует сопротивления и борьбы, а значит, порождает боль и страдания.

И он отозвался на голос, который ощутил как „руку сильную", судьбы мира и людей направляющую. Отец вселенной требует такого служения ему со стороны Израиля, чтобы Израиль мог все народы земли обратить к истине.2 Само чудо существования народа нашего есть, прежде всего, чудо самоотвер­женной любви; но любовь выбирает и не может не выбирать, это не просто „всемирная отзывчивость". Несмотря на всесветное рассеяние, мы возвра­щаемся в свой собственный дом, из которого будто только за час перед тем вышли. Нам предстоят трудные дни. Бывали у каждого из нас страшные дни и еще более страшные ночи. И очень много было таких дней и ночей. Образ шести миллионов мучеников наших не перестает жить в сердцах каждого из нас. С непоколебимым мужеством идут на смерть сыны нашего народа. И это не только „борьба за очаг". Дело идет не о каких-нибудь материальных бла­гах, и даже не только о жизни нашей. На каждом из нас, кем бы и чем бы он ни был, лежит долг קידוש השם. Наше общество как таковое не может не быть  מקדש השם- священием имени Божьего, - и именно в этом истинная сущность нашей силы и самого нашего существования.

,,Вы видели все, что сделал Господь Бог ваш пред лицом вашим со всеми сими народами, ибо Господь Бог ваш Сам сражался за вас..." Посему во всей точ­ности старайтесь хранить и исполнять все написанное в книге закона Моисеева, не уклоняясь от него ни направо, ни налево... Один из вас прогоняет тысячу; ибо Господь, Бог ваш, Сам сражается за вас, как говорила".3

 Вчера я услышал от скромного труженика, хозяина и продавца маленькой ла­вочки, большие слова, проще которых нет: «Мы евреи и у нас нет другого выхода". Думаешь об этом скромном еврее из Марокко, у которого шестеро маленьких детей и который только позавчера вернулся из армии, и задаешь себе вопрос: что производит более глубокое впечатление жизненной правды, как не эта жажда настоящего человеческого родства? Метафорический язык еврейских мудрецов в высшей степени глубоко выражает эту же мысль. „Бог при создании мира заключил договор с естественными силами, сказав им: если дети Израиля примут закон, вы будете продолжать свое существование; если нет, то вернется тогда хаос". К сожалению, это Божественное требование ев­рейского самопожертвования ради общего блага для „постороннего" уха зву­чит трагикомично. Так Нобелевский лауреат, еврей Пастернак писал в своем нашумевшем романе „Доктор Живаго": „Отчего властители дум этого на­рода не пошли дальше слишком легко дающихся форм мировой скорби и иро­низирующей мудрости? Отчего, рискуя разорваться от неотменимости своего долга, как рвутся от давления паровые котлы, не распустили они этого, неиз­вестно за что борющегося и за что избиваемого отряда? Отчего не сказали:  "Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь". Еще более свысока смотрит на нас другой Нобе­левский лауреат еврей Киссинджер. Что ему бедный Израиль, когда человек вершит судьбами мира. И вот уже скудненькая интеллигентская мысль, а с другой стороны - банально арифметически-простенькая дипломатия полной капитуляции перед чудовищными силами зла забирает в свои руки мировоззре­ние целой эпохи. Как жена Лота, этот мир может с тоской смотреть назад, но тогда он станет статуей, не из камня, и не из бронзы даже, нет, соляным столбом, который растает и исчезнет при первой же буре. Но нет худа без добра. От того, насколько глубоко ощутим мы смысл Сигнала тревоги Судного дня 5734 года, зависит не только наша судьба, но и судьба всего рода человеческого.


1 Амос, гл. 8.

2 Левит, 20:26; Второзак. 4:6.

3 И. Бен-Нун, гл. 23: