МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр


Лекции по ПсалмамЗ. Дашевский
К оглавлению лекций

Лекция 42 Псалом 116

1. /116: 1-2/   Мнения относительно авторства псалма и слова ахавти».  Понимание Раши первого стиха. Мнения других комментаторов. Трактовка выражения: «В мои дни я буду взывать»

2. /116: 3-4/    Разбор и разные понимания третьего стиха. «Игра» строя и аллитераций. Понимание, что молитва с просьбой ко Всевышнему о спасении имеет продолжение

Понимание первых стихов и авторства псалма Раши и другими  комментаторами

Возвращаемся к нашему очередному псалму, который мы   сегодня начнем разбирать. Те псалмы из hалеля, которые мы разобрали это – сто тринадцатый, сто четырнадцатый и сто пятнадцатый, и они образуют, как мы говорим, первый раздел hалеля. Второй раздел состоит из псалма сто шестнадцатого. Сказать, кто автор этого псалма, как и в большинстве случаев, довольно затруднительно. Раши говорит, что Давид произносит эти слова после смерти Шауля, когда Давид уже может вернуться в страну Израиля и царствовать там. Логически это вполне правдоподобно. Многие исследователи считают, что это псалом времен царя Хизкияhу, находя здесь большое количество словесных и содержательных параллелей с соответствующими молитвами, благодарениями. В начале  стиха есть слово  «аhавти» – в прошедшем времени. Можно попытаться сказать, что это действительно передает прошедшее время, но скорее стоит понимать это так, как объясняет Раши: «Я страстно желаю, чтобы Всевышний услышал мой голос» (я жажду этого; я дорожу тем, что Всевышний слушает мой голос).  Мы знаем, что будущее время очень часто употребляется в функции настоящего времени, которое неоднократно происходит: «Я жажду; или – мне дорого (я дорожу) тем, что Всевышний слышит (слушает) мой голос». Некоторая проблема с пониманием выражения : «эт-коли таханунай».  Я бы объяснил «эт-коли» ( и некоторые так и объясняют), что это старинная поэтическая форма смехута: «Голос моих молений». Правда, здесь стоит разделительный кантиляционный знак и тогда приходится разделять и согласиться с тем, что наверное, он имеет здесь в виду, что Всевышний услышит (слушает) мой голос, а именно, мои моления. То есть, «таханунай» – это  синоним, который конкретизирует с чем именно я обращаюсь ко Всевышнему – с молениями. Если я обращаюсь к Нему с молениями, то надо понимать, что мне не очень хорошо, иначе о чем же моления.  Некоторые читают этот стих по-другому, и понимают так, что «Я люблю Всевышнего за то, что Он слушает мой голос и мои моления». Первое понимание представляется более адекватным и простым, но трудно что-то выставить против второго понимания.

Второй стих: «Ибо Он склонил Свое ухо ко мне; и в мои дни я буду взывать (обращаться) к Нему». По-простому говоря, второй стих почти что повторяет первый. В первом стихе он говорит: «Поскольку (когда или что) послушает Всевышний», а здесь говорится, что Он склоняет Свое ухо ко мне. «Склонять ухо» это может быть некоторое усиление того,  что Он услышит. Можно услышать, проходя мимо и не сосредоточившись на этом, а склонить ухо – это, как справедливо объясняют некоторые комментаторы, когда отец склоняет ухо к любимому сыну, чтобы услышать его лепет.  Выражение «бейамай экра» переводится,  как  «в мои дни я буду обращаться, взывать».  Как это понимать? Здесь есть несколько очень определенных мнений. Например, Мальбим говорит, что «дни» – это хорошие дни, противоположность ночи. Другие комментаторы говорят, что это за дни, когда я взываю? Это – плохие дни, это беда. Наконец, Раши их мирит и говорит, что это означает «все дни моей жизни». На стороне Раши то рассуждение, которое мы встречаем в начале Пасхальной агады, когда рабби Элазар бен Азария  говорит:  « я – как семидесятилетний, но не удостоился объяснить, что нужно расскзывать об Исходе из Египта даже ночью, пока бен Зома не истолковал слова Торы: «И помни об Исходе из Египта все дни твоей жизни»». При этом «дни твоей жизни – это дни, а «все дни твоей жизни» – это еще и ночи.  Таким образом, если бы Тора мне сказала «все дни», то я бы и так понял, что дни – это все дни, поэтому, это рассуждение, хотя его и трудно назвать доказательством, можно все-таки считать доводом в пользу понимания Раши. Раши детализирует так. Он говорит, что значит «экра»? Это значит, что в дни беды я буду призывать Тебя, чтобы ты меня выручил, а в дни спасения я буду прославлять Тебя. И то и другое можно назвать глаголом «ликро». Некоторой проблемой, на которую не особенно обращают внимание, является то, что вторая половина стиха  начинается с соединительного «вава». Что здесь значит это «у»? «Ты склонил ко мне Твое ухо; и я буду...». Похоже, что этот «вав» играет роль введения результата: «Раз Ты склонил Свое ухо (раз Ты меня послушал), то теперь я буду Тебя призывать (я вижу, что это «работает»).

Разбор и трактовки стихов. Фонетические соображения

 Третий стих переводится так: «Опутают меня («афафуни») «хэвлей-мавэт» - выражение, которое имеет несколько пониманий. Раши говорит, что это означает «вражеские отряды» и в Танахе есть такое употребление слова «хэвель», как группы.  Другое понимание «хэвелим», как «муки». Но самое простое понимание такое, что это – путы, веревки, и это те силки, которые на меня расставляет ангел смерти. То есть, получается, что это «путы, которые тянут меня к смерти». Следующее выражение -«умецарей шеол мецауни». Что оно означает? Мы помним очень важное правило понимания поэтического текста, что две половины стиха должны в самом грубом приближении быть синонимами, поэтому их не следует далеко разделять. Тогда, если мы понимаем по Раши «мавэт», как вражеские отряды, то «мецарей шеол», как Раши говорит, это границы шеола – подземного царства, куда люди после смерти отправляются. Есть всегда двойственность, которая встречается во многих местах в Танахе, что такое «шеол»  – то ли это просто могила, то ли это преисподняя. В данном случае автору важно разделить между жизнью и смертью. Если же мы понимаем «хэвлей мавэт», как «смертные муки», то теперь «мецарей» мы должны понимать, как адские страдания. Наконец, есть такое любопытное понимание, что «мецарим» – это узлы (узелки), и если мы понимаем «хэвелим», как «путы» то «узлы» здесь вполне уместны. То есть, и в том и в другом случае говорится, что я был в большой беде и чуть ни попал в силки и ни запутался и чуть ни дошёл до самой смерти. Мы видим, что этот третий стих в отличие от всех окружающих стихов содержит как бы «третью половину», третье плечо: «беду и бедствия я найду».

В этом стихе игра на двух корнях: «маца»  и  «цар». Необычайно ясно здесь играют строй и аллитерации. Первая строфа кончается так: «вубейамай экра», а третий стих кончается словом «эмца». Оба эти конечные слова имеют одинаковую структуру, только  коренный буквы меняются. В третьем стихе, во втором звене он говорит: «мецарей», а втретьем звене «цара»; второе звено кончается словом «мецауни», а третье – словом «эмца». Получается так, если следовать Раши: «Границы шеоля меня найдут (настигнут)», а в третьем звене говорится: «беду и бедствие я найду». Это требует какого-то понимания. Есть такое толкование, что как бы  «границы шеоля расширяются и гоняются за мной и хотят меня схватить, и убегая от них, я всюду натыкаюсь на беду», то есть, они находят меня, а я – нахожу беду. Такое вот наглядное представление. Если бы такого представления не было, то можно было бы понять другим образом. Мне кажется, что при всей законной многозначности слов в поэтическом тексте, тем не менее какое-то основное значение есть, и скорее всего основное значение тут такое, что путы, веревки, ремни – они меня спутали, и тогда: «путы шеоля настигли меня, а беду и страдания настиг я». Почему? Потому что то, что путы шеоля настигают человека – это объективная реальность,  и возвращаясь к предыдущей нашей теме, это – внешний факт, в то время, как беда и страдания – это дело моего внутреннего субъективного восприятия, и это я нахожу сам.

В четвертом стихе говорится: «И к Имени Всевышнего я буду призывать (призываю), пожалуйста, Всевышний спаси мою душу (спаси меня, спаси мою жизнь)». Надо бы сказать, что на этом кончается вторая строфа, но это трудно сделать по двум соображениям. Первое соображение смысловое. Вот что было сказано перед этим.  Первая строфа сказала, что я люблю, когда Всевышний услышит мой голос, голос молений, и мы понимаем, что это происходит или именно в минуту беды или вообще в любую минуту. Во второй строфе, в третьем стихе он явно переходит к бедственному положению: его опутывали неприятности, беды и т.д. И его реакция понятна: он обращается к Имени Всевышнего. Хотел ли он в этом четвертом стихе сообщить только тот факт, что он не теряет голову, что он не обращается к идолам, он не впадает в отчаяние, а он обращается ко Всевышнему?  Такую мысль мы уже встречали во многих местах, и если бы он здесь поставил точку, то нечего было бы сказать. Однако, дальше он начинает приводить текст своей мольбы, и говорит: «Пожалуйста, Всевышний, спаси мою душу!» В этом опять-таки нет ровно никакого новшества. Это повисает в воздухе, если я буду рассматривать это, как конец цитаты из его молитвы. Поэтому в смысле содержательном здесь трудно поставить точку и считать это концом второй строфы. Второе соображение фонетическое – по звучанию здесь некоторое отличие. Предыдущие стихи кончались так: «экра», «эмца», а тут кончается словом «нафши». Это не звучит, как завершающий слог. То есть, субъективно это трудно принять, как границу. Отсюда можно сделать вывод, что эта вторая половина четвертого стиха, которая начинает приводить мольбу, не заканчивает цитату, а является только началом рассказа о том, как было плохо, и как он просил, и дальше мы увидим, что как бы молитва продолжается. Представляется таким образом, что эта молитва плавно, почти незаметно, переходит в медитацию, которая потом опять возвращается к форме молитвы.