К оглавлению "Статьи к недельным главам Торы"
Комментарий к Торе
Книга Бемидбар
Недельный раздел Бемидбар
Арье Барац
Мера человека
Человеческая единица
Очаг и жертвенник
Община
На этой неделе началось чтение четвертой книги Торы Бемидбар, рассказывающей о пребывании сынов Израиля в пустыне. Если события, описываемые в книге “Ваикра”, охватывают всего лишь месяц, то в книге “Бемидбар” излагается весь последующий период сорокалетних странствий в пустыне.
В составе Библии книга “Бемидбар” именуется “Книгой чисел”, что в данном случае полностью соответсвует еврейским источникам: в Талмуде книга “Бемидбар” именуется также “Хумаш ха-пекудим”, “Книга исчислений”.
Действительно, вся первая глава и некоторая часть второй главы книги “Бемидбар” посвящены исчислению сынов Израиля: “И всю общину созвали они в первый день второго месяца. И объявили они родословия свои по семействам своим, по отчему дому своему, по числу имен, от двадцатилетнего возраста и выше, поголовно. Как Господь повелел Моше, так он и сосчитал их в пустыне Синайской. И было сынов Рувена, первенца Исраэля, по их родословию семейному, по отчему дому их, по числу имен, поголовно, всех мужчин от двадцати лет и выше, всех, поступающих в войско, исчисленных по колену Рувена, сорок шесть тысяч пятьсот” (Бемидбар 1.18-21)
Подсчет израилитян производился и прежде. Так, о нем говорилось в книге Шемот, в главе “Ки тиса”, но то было другое исчисление, произведенное после греха золотого тельца, причем оно было поголовным, в то время как настоящее производилось прежде всего по семьям (“И объявили они родословия свои по семействам своим, по отчему дому своему” Бемидбар 1.18).
Мидраш объясняет такой посемейный подсчет тем, что среди окружающих народов царил разврат, что только евреи хранили в ту пору чистоту семьи и тем самым были единственными, кто могли бы осуществить такую “посемейную” перепись. Но тем самым этим подсчетом как бы заявлялось, что семья - это такая же “человеческая единица”, как и отдельный индивид.
Увязка между возникновением семьи и осознанием своей индивидуальности, разумеется, не случайна. Ориентация на устойчивый моногамный брак - это один из центральных признаков человеческой зрелости. Таким образом можно сказать, что посемейное исчисление - это провозглашение того, что семья - это индивид, и что индивид полноценен и выявлен только в семье.
Здесь, впрочем, сразу следует внести ясность: в равной мере являясь индивидами по своей природе, семьи еврейские и нееврейские различаются между собой по существу.
В свое время особенностью семьи являться индивидом я уже пробовал объяснить запрет на кровосмешение. Я указывал, что на подсознательном уровне совокупление с близким родственником воспринимается как совокупление с самим собой, как саморазрушение, и именно поэтому на сознательном уровне отторгается любым обществом, в котором сформировалось представление об индивиде.
И древние греки, и древние римляне, и древние евреи испытывали устойчивое отвращение к кровосмешению. Однако это не значит, что их представления о семейности ничем не отличались.
Та же самая “природа” индивида, которая присуща всем людям, у евреев преображена изнутри, преображена принадлежностью, посвященностью Всевышнему. Причем важно и существенно, что эта посвященность затрагивает прежде всего семейный уровень.
Язычники во времена Авраама приносили в жертву своих первенцев, Авраам также принес в жертву своего первенца, Ицхака. Но сходство между этими жертвоприношениями чисто формальное. Язычник убивал своего сына для того, чтобы построить на его могиле дом, который (благодаря этой жертве) должен был быть прочен, и в котором поэтому должны были умножаться потомки. Но Авраам выразил готовность убить единственного сына совершенно бескорыстно. Язычник убивал свое дитя для себя, Авраам для Бога. В одном случае мы имеем дело с преступлением, во втором с подвигом веры. Но отказавшись от сына ради Бога и получив его обратно, Авраам преобразил свои кровнородственные отношения: в эти отношения проник Всесвятой. Потомки Ицхака происходят от жертвы, а это значит, что их происхождение не только природно, но и духовно осмысленно. Само происхождение, сама природа того, кто помнит и ценит эту “родословную”, побуждает его искать Всевышнего. Но нет никакого другого народа кроме еврейского, который бы действительно эту “родословную” помнил и ценил.
При этом характерно, что принесение в жертву Ицхака не было случайным событием. В дальнейшей священной истории мы встречаем схожие эпизоды. Так, во время исхода над каждым еврейским первенцем, как и над первенцем египетским, нависла смертельная угроза, от которой спасала только вера. Не случайно именно в нынешнем чтении, посвященном исчислению по семьям, приводятся следующие слова Всевышнего: “Всякий первенец - Мой. В день избиения Мною всякого первенца в земле Египетской посвятил Я себе всякого первенца в Израиле, от человека до скота: они должны быть Моими, Я Господь” (3.13).
Евреи - это религиозная община, но община существующая именно в форме семьи. Иудаизм проникнут запахом семейного очага. Талмуд говорит, что “тот, кто женится, выполняет всю Тору”, что “человек без жены - это не человек”, что тот, “кто похоронил жену, как бы пережил разрушение храма”. Однако это последнее высказывание дополнительно подтверждает, что еврейские семейные узы - это не простая природная связь, что еврейский семейный очаг больше похож не на очаг, а на жертвенник.
Являясь одновременно и индивидом и общиной, семья оказывается естественной границей между ними, границей, задающей собственный смысл и общества, и индивида. В пределе община - это всегда индивид, а индивид - всегда община.
В самом деле, согласно Устной Торе весь “кнессет Исраэль”, все собрание еврейских душ предстает как один человек, является одним субъектом. При этом в иудейской традиции имеет место также “персонификация” и других народов, наблюдается тенденция представить их в качестве отдельных лиц, например, весь огромный арабский мир в традиционном иудейском представлении сводится к личности Ишмаэля.
В связи с этим стоит упомянуть также о галахическом запрете выдавать врагу одного еврея ради спасения многих, и о запрете пересчитывать евреев (вспомним, что несанкционированный подсчет сынов Израилевых, осуществленный Давидом, вызвал гнев Всевышнего (2 Шмуэль 24.).
Эти законы дополнительно подтверждают нам, что согласно иудейскому прозрению в известном аспекте евреи не суммируются, что предельной реальностью является не общество, а индивид, что общество сводится к индивиду, а не наоброт. Именно в этом контексте следует воспринимать слова Талмуда: "Адам был создан единственным... ради мира между людьми, чтобы не говорил человек человеку: "Мой отец больше твоего" и чтобы выразить величие Пресвятого. Ибо человек чеканит много монет одним чеканом и все они похожи друг на друга. А Царь над царями царей отчеканил всех людей чеканом Первого Человека, но ни один из них не похож на другого. Поэтому каждый должен говорить: Ради меня создан мир" (Сангедрин.37а.)
Адам был создан единственным, и каждый его потомок остается единственным. Этот центральный ценностный принцип иудаизма со временем проник также и в окружающий мир: во всяком случае, и христиане, и представители секулярной культуры его полностью разделяют (вспомним высказывание Достоевского, что вся мировая гармония не стоит слезы одного замученного ребенка). Однако патент на сам этот подход принадлежит именно иудаизму.
Итак, исходя из одних только ценностных отношений, мы вправе заключить, что принцип организма и принцип личности различаются по сути. Если в организме все суммируется, а именно, если клетки собираются в органы, органы в огранизмы, а сами организмы в стада и стаи, то с людьми этого не проходит, человечество - это не человеческое стадо, а каждый из сынов Адама.
Если мы рассмотрим человека не в гражданском, а в его собственно человеческом измерении, то убедимся, что ничего следующего, “большего чем человек”, “сверхчеловека” не возникает. Человек пределен и самоценен. Он не складывается с другими. Он единственен и не поддается исчислению. Разумеется, люди объединяются в бригады, клубы, боевые отряды, где их место вполне функционально, однако когда речь заходит о собственно человеческой, религиозной общине, то она не порождает “следующей” структуры, а значит, должна иметь вид каждого из ее членов, по меньшей мере вид своего основателя (в нашем случае Иакова), или главы (Моше).
В христианском мире в наиболее последовательном виде такого взгляда придерживался шведский мистик Сведенборг, согласно визионерским наблюдениям которого “каждое общество на небесах изображает человека”, а “всякое общество, когда оно в сборе, является одним лицом в образе человека”. Согласно Сведенборгу, “как небеса составляют человека в наибольшем образе и каждое небесное общество в меньшем, так и каждый ангел (так Сведенборгом именуется душа, удостоившаяся небесной жизни) в наименьшем; ибо в образе, столь совершенном, каков образ небес, целое подобно части, а часть подобна целому”.
Как бы то ни было, подход иудаизма именно таков: в каждом еврее присутствуют все. Как сказал об этом р. Шимон б. Иохай: народ еврейский "подобен единому телу и единой душе... Один из них согрешил - все несут наказание, как сказано: "Вот Ахан, сын Зерахов, нарушил заклятие, а гнев был на весь Израиль, и он не был единственным человеком, умершим за свое беззаконие" (Иегошуа Бин Нун 22.20). Страдает один из них, а чувствуют это все, поэтому сказано: "Израиль - овца рассеяная" (Иерем 50. 17)". Иными словами р.Шимон б.Иохай понимает слова пророка в том смысле, что Израиль одновременно и все стадо и одна из овец этого стада.
Итак, мы вправе сказать, что иудаизм видит отдельного еврея не только членом “кнессет Исраэль”, членом всей еврейской общины, но одновременно также считает его самого всей этой общиной.