З.Дашевский

Избранные темы из раздела “Незикин”

К оглавлению лекций

2-й семестр, лекция No. 6

1. Краткое повторение предыдущей лекции

Хранитель допустил халатность, в результате чего корова вышла на луг и там умерла. От имени одного и того же авторитета от имени Раба, Абайе сообщает, что хранитель несет ответственность, а Рова говорит, что он освобожден от ответственности. Довод Ровы таков, что если пришел ее час умирать, то ангелу смерти все равно, в каком месте она умрет, и на это Абайе задает ему следующую тонкую трудность. Если бы твой принцип был верен, то зачем при ответе на трудность к нашей мишне (почему, когда арендатор передал корову другому хранителю, он дал ее попользоваться постороннему человеку, и там, у этого взявшего взаймы, корова умерла, согласно мнению Таны-Камы, хозяин не получает ничего, кроме клятвы арендатора, что она умерла естественной смертью), спрашивается, почему хозяин не заявит этому арендатору: “Какое ты имел право передавать другому хранителю?!” Это была трудность. В ответ на эту трудность дан ответ: мишна обсуждает случай, когда хозяин, давая корову арендатору, дал ему право, если он захочет, давать ее взаймы третьему лицу. И тогда нет этой претензии. Это все было в предыдущих разделах. Теперь Абайе говорит: “Если бы, Рова, имел место принцип, который ты провозгласил (“какая разница ангелу смерти, там или тут?”), то зачем тому, кто отвечает на эту трудность, сужать класс ситуаций, о которых идет речь? Это выход не самый лучший. Если бы твой принцип был верен, то он мог бы ответить: “Да, может быть, я поступил и нехорошо, но результат-то какой: что корова умерла естественной смертью. Ангел смерти - какая ему разница, там или тут? Умерла корова, ничего не поделаешь, не повезло тебе, хозяин”. Поскольку он так не отвечает, то возникает сомнение, верен ли твой принцип, Рова. Рова отвечает на это (говорю кратко, потому что мы это уже сказали в прошлый раз): сама трудность и разрешение имеет смысл только при том понимании позиции рабби Йоханана, которое есть у тебя, Абайе, и у других, которые занимаются обсуждением названной трудности. А именно - ты говоришь, что рабби Йоханан заявляет, что хранитель, передавший другому, отвечает даже за невольный ущерб, нанесенный имуществу - потому, что хозяин может сказать первому хранителю: “Я не хочу, чтобы мое имущество находилось у третьего лица”. В этом случае претензия, о которой говорит ставящий трудности и которую повторяет Абайе, имеет смысл. Если причина в том, что хозяин не хочет, чтобы имущество находилось у другого (там другой микроклимат или другой мазаль у него), тогда эта претензия имеет смысл и нужно отвечать на нее. Я же объясняю позицию рабби Йоханана совершенно по-другому, - говорит Рова, а именно. Хозяин говорит: “Ты у меня пользуешься доверием, если будешь давать мне клятву. А он у меня доверия не вызывает." И в этом случае совершенно смещается акцент. Не так важно, где именно произошел несчастный случай, а важно, кто именно дает заверения. Если бы первый хранитель дал клятву хозяину о том, что корова где-то умерла естественной смертью, то, по Рове, хозяин обязан принять это без разговоров. При условии, что, конечно, первый хранитель не допустил никакой преступной халатности при хранении.

2. Трудность на случаи халатности хранителя. Проблема, какой случай может считаться несчастным

Рами Бар-Хама ставит новую трудность. Мы заранее не можем знать, на кого. У нас есть две точки зрения, Абайе и Рова. Абайе утверждает, что хранитель, передавший другому хранителю, отвечает даже за непредвиденные случаи. Если он допустил халатность, в результате которой корова вышла на луг и там умерла, то Абайе говорит: он отвечает за все, даже за естественную смерть. Рова говорит, что нет. На одного из них будет сейчас трудность, мы должны понять на кого. Рами Бар-Хама, амора, примерно современник Абайе и Ровы, ставит такую трудность. Есть мишна, которую мы с вами не учили, он цитирует ее. Если хранитель повел корову на вершины скал и она упала со скалы и разбилась, то закон гласит: это не считается вынужденной ситуацией, и хранитель отвечает. Почему не вынужденной? Она же упала, он ее не толкал! Объясняет Раши: это халатность, т.к. ей свойственно падать со скал.

Теперь начинает рассуждать наш амора, Рами Бар-Хама. В мишне сказано, что случай, когда он повел ее в горы и она оттуда упала, не считается несчастным случаем. Эта Галаха относительно коровы, которую хранитель повел в горы и она упала, - это мишна из нашего же трактата “Бава-Мециа”, даф 93 (цадих-гимел). Вопрос, зачем надо было брать корову в горы, - это вопрос, может быть, хороший, но второй. Пока мы послушаем, как использует амора эту мишну для того, что поставить трудность на одну из обсуждаемых точек зрения. Он говорит так. Значит, по мнению этого таны, если бы она умерла естественной смертью там же, в горах, то это считалось бы несчастным случаем, и хранитель, который повел корову в горы, был бы свободен от ответственности. Почему он так говорит? Потому что мишна говорит: он повел ее в горы, она упала оттуда и разбилась. Это не считается несчастным случаем. Скажи тогда: если с ней что-то случилось, поскольку он виноват, что повел ее в горы, то ничто не засчитывают ему как несчастный случай, и он будет отвечать. Из того, что мишна выделила специальную ситуацию, что она упала со скалы, - я понимаю, что, если она не падала со скалы, а просто умерла, тогда хранитель, похоже, не должен отвечать, согласно автору этой мишны.

Тогда он говорит. Если ты, Абайе, прав (теперь мы видим, против кого эта трудность), что в случае коровы, которая вышла по халатности хранителя на луг и там умерла естественной смертью, то мы его привлекаем к ответственности, потому что я говорю, что микроклимат луга повредил ей. А тут пусть скажет ему: горный воздух, слишком разреженный, убил ее. Может быть, не тот состав воздуха: слишком много кислорода, давление низкое. Или, скажи по-другому: может быть, утомленность от хождения по горам, доконала корову. Почему он в этом случае не будет отвечать?

Абайе, или тот, кто выступает в защиту его точки зрения, устраняет поставленную трудность и говорит. Здесь, когда мы говорим, что он повел ее в горы, то о каком случае мы говорим? Что он повел ее в горы не для того, чтобы просто так побаловаться, а потому, что он нашел там тучное и хорошее пастбище. Там в горах разрослась трава. Не надо представлять себе, что корова преодолевает настоящий альпийский маршрут. Она не стала альпинисткой. Он ведет ее по горной дорожке, где есть трава. (Тана пишет, вероятно, про местность Израиля. Корове не нужна обязательно высота Эвереста. Корове достаточно, чтобы там был метр-другой высоты, чтобы она свалилась и разбилась. У нас любой бугорок - гора.) Идет диалог между “макшаном” (это тот, кто ставит трудность) и “тарцаном” (тем, кто разрешает трудность), “макшан” говорит: если он повел ее в ее же коровьих интересах, то, если она сорвалась, это тоже профессиональный риск. Ради того, чтобы ее попасти, чтобы хозяин имел хорошее прибавление веса и улучшение молока у коровы, можно идти на риск. Если она сорвалась, это несчастный случай, почему он в этом случае не освобожден? - Новая трудность.

Тарцан отвечает: за это он несет ответственность, потому что надо было ему удержать, а он ее не удержал от того, чтобы она подошла к краю, надо было этому хранителю не подпускать ее к обрыву, надо было ее удержать, а он не удержал. Поэтому это не считается несчастным случаем, и он за это отвечает. Тогда ставящий трудность говорит: давай я тебе почитаю, что сказано перед этим. Если она взошла на вершину скалы и упала, то это вынужденная ситуация и он за нее не отвечает. Надо было удержать ее! Твои разрешения противоречий как-то очень плохо вяжутся одно с другим. Ты говоришь: он повел ее в интересах коровы. Я тебя спрашиваю: почему тогда он несет ответственность за то, что она упала? А, он должен был ее удержать и не удержал. Если так, то посмотри, что сказано перед этим: она поднялась на вершину и упала, и это считается несчастным случаем. Почему? - А потому, что он пытался ее удержать и не смог.

Как это нередко бывает, для того чтобы доказать, что позиция человека неверна, нужно исключить всякую возможность выкрутиться. Надо сказать, что здесь Абайе выкручивается очень вымученным способом. Он объясняет эту мишну тем, что называется “хасер мин а-сефер”. В мишне очень часто, как вы уже заметили, ситуация описана не полностью. Но, когда у нас есть начальная часть мишны и конечная, то хотелось бы, чтобы был главный параметр, по которому различается ситуация, потому что там приговор прямо противоположный. Она поднялась на гору и упала - это считается несчастным случаем. Если он повел ее в горы и она сорвалась и упала - это не считается несчастным случаем. Как нам объясняет Абайе? Он объясняет так, что в первом случае она рванулась и он не мог ее удержать, и поэтому он не отвечает: что он может сделать, если она сильнее его? А во втором случае он мог ее удержать и не удержал. И это то, что называется, “хасер мин а-сефер”. Вот этого самого существенного параметра я в мишне совершенно не наблюдаю. Я говорю: это пророчество. Но, с другой стороны, доказать, что это не так, я тоже не в силах. Поэтому Гемара оставляет эту проблему как бы повисшей, и он отбился, но так, что удовольствия от этого разрешения трудности я лично не испытываю. Галаха здесь будет не по этому мнению.

3. Особенности платы за ущерб, нанесенный хранителем. Двойная плата в случае кражи

В каждой конкретной ситуации закон будет приниматься в соответствии с тем, была у него принципиальная возможность ее удержать, или не было. Повел он ее там, где не было реальной необходимости, или другой местности вообще не дано, и все происходит в горах? Это все - важнейшие параметры. Я по поводу этой сугии кратко дам справку, какая Галаха.

Вообще говоря, если начало действий содержит халатность, а привело это к тому, что произошло уже неотвратимое, - общий закон в этом случае -”хаяв”, несет ответственность. Если он допустил халатность, и корова вышла на луг и там умерла естественной смертью, то он не несет ответственности, как Рова. Если вор украл ее с луга и она умерла естественной смертью в доме вора, то он “хаяв”, потому что его халатность привела к тому, что она украдена. Мы помним рассуждения Ровы. И здесь Галаха - по его мнению. Если корова оттолкнула хранителя и поднялась на гору и упала оттуда, он не несет ответственности, потому что был не в силах. Наконец, если он ее повел в скалистую местность, или она сама поднялась на гору, и он мог ее удержать и не удержал, то, несмотря на то, что она потом оттолкнула его, он несет ответственность. Если он изначально мог не пустить ее в опасное место и не сделал этого, он отвечает. А если она с самого начала пошла так, что он не мог удержать, то он не отвечает за это.

Мы возвращаемся к нашей мишне, а именно - к последней части мишны, где рабби Йоси выражает точку зрения, отличающуюся от Таны-Камы. Сказал рабби Йоси: “Как это он наживается на чужой корове?” Арендатор получает деньги за корову с того, кому он давал взаймы, а хозяин не получает ничего. Получается, что арендатор делает бизнес на чужой корове. Рабби Йоси с этим не согласен. Гемара приводит по этому поводу вот что. Сказал рабби Йегуда от имени Шмуэля. (Мы помним, что рав Йегуда - это амора второго поколения. Его высказывания, Галахот, которые он передает, для нас необычайно важны, потому что рав Йегуда учился у Рава до смерти Рава, а потом стал учеником Шмуэля. И поэтому он часто передает Галаху от имени как одного, так и другого. Это очень ценно): Галаха в нашей мишне (в исходной, по поводу коровы, которая сдана в аренду, а потом дана взаймы) - как рабби Йоси. *)

Сказал ему (раву Йегуде) рав Шмуэль бар-Йегуда. Ты говорил нам, ученикам, от имени Шмуэля, что рабби Йоси не соглашался также и в первом случае, в первой проблеме. Что такое первая проблема - мы не в состоянии точно угадать. Смотрим комментарий Раши. Даже в нашей самой первой мишне этого третьего перека, когда у хранителя украли корову и он не захотел клясться, а заплатил, - в таком случае, если поймают вора и он будет приговорен заплатить вдвое, он платит вдвое хранителю. Оказывается, по этой передаче, там рабби Йоси тоже не соглашался с Таной-Камой и говорил. Как это этот хранитель, который не хотел клясться, будет наживаться на чужом имуществе? Вор украл чужую корову, а теперь он двойную стоимость будет давать этому? Конечно, однократную стоимость, которую хранитель заплатил, он должен вернуть хранителю. Но вторую стоимость коровы он должен, по этому мнению рабби Йоси, вернуть хозяину коровы. Так вот, если это так, и рабби Йоси там тоже не соглашался, то скажи нам, пожалуйста, как Галаха там?1

Вопрос: если рабби Йоси не соглашался и в первой мишне и тоже считал, что вор должен платить двойную плату не хранителю, а хозяину, то как там Галаха: как решается спор между Таной-Камой и рабби Йоси, хотя там мнение рабби Йоси в мишне не приведено? Рабби Йегуда ответил: да, правильно, и там в первой мишне тоже рабби Йоси был не согласен, и в первой мишне Галаха тоже по рабби Йоси. Но тут не все так думают,как рав Йеhуда.

Точно так же есть передача, высказывание рабби Элазара. Рабби Элазар в Гемаре - это амора второго поколения Эрец-Исраэль. Он говорит то же самое. Рабби Йоси был не согласен также и в первой мишне, и Галаха - по его мнению. Но тут приводится другая передача. Рабби Йоханан, который является очень большим авторитетом, - это первое поколение амораим Эрец-Исраэль, по сравнению со всеми, кто до сих пор передавал, он самый авторитетный, - рабби Йоханан говорит: нет, в первой мишне рабби Йоси был согласен с Таной-Камой. Не было у них спора, потому что он уже заплатил. Хранитель приобретает себе право на эту двойную плату, как мы учили в первой мишне, потому что он уже заплатил. На это Гемара говорит: заплатил - да, не заплатил - нет? Надо сделать редакцию. Не обязательно понимать, что он заплатил физически, но, поскольку он уже сказал: “я плачу’”, то даже если он не заплатил, он тем самым получил право на двойную плату.

4. Проблема имущества или денег, принадлежность которых вызывает сомнение

Мишна, цитату из которой мы встречали давно, еще в первом переке Бавы-Меции. Сказал двоим: “Я ограбил у одного из вас мане, и не знаю, у кого из вас”. Или, другая ситуация: “отец одного из вас сдал мне на хранение манэ, сто динар, и я не знаю, чей отец”. Он дает каждому - по манэ, поскольку сам признался. Двое оставили на хранение у одного и того же хранителя. Один оставил манэ, т.е. сто динар, а другой двести. Один говорит - “мои двести”, и другой говорит - “мои двести”. Дает одному манэ и другому манэ, а остальное будет храниться до прихода Элиягу. Сказал рабби Йоси: если так, то что теряет обманщик? Но все должно быть оставлено до прихода Элиягу. Точно так же, два сосуда, один стоимостью в манэ, а другой - стоимостью в тысячу зуз. Один говорит: “дорогой - мой”, и другой говорит: “дорогой - мой”. Дает меньший одному из них, и из большого дает стоимость малого второму, а остальное будет храниться до прихода Элиягу. Сказал рабби Йоси: если так, то что теряет обманщик? Но все должно остаться до прихода Элиягу. Эта мишна нам практически знакома - она уже цитировалась. Нередко Гемара цитирует мишну, которая будет еще только впереди, или в другом трактате. И нам это знакомо из того, что при обсуждении в первом переке нужно было понять, как решается проблема с талитом. Двое держатся за талит, и по этому поводу Гемара вспоминает разные другие случаи, как поступают со спорным имуществом. Это, можно сказать, центральная тема нашего семестра: как Галаха велит обходиться с имуществом, статус которого не известен. Есть очень широкая область самых разных случаев, когда нам не известно точно, кто является хозяином имущества. Может быть, потому, что не известно, кто нашел, или кто потерял. Вспомните, что в той первой мишне трактата “Бава-Мециа” ситуация, что этот талит найден, - это только одна из возможностей. Другая - что он куплен, только не известно, кто успел договориться с продавцом, что он его покупает. Оба заплатили, и продавец хочет одному из них вернуть. Т.е. дело не обязательно в материальном уроне. Есть самые разные случаи. Меня сейчас интересует в общем плане, какие вообще существуют подходы к решению этого вопроса. “Мамон муталь бе-сафек”. Есть имущество, которое находится в сомнительном статусе. Мы не знаем, кто является хозяином.

Есть следующая возможность решить эту проблему. Первое - мы говорим: “А-моци ме-хаверо алав hареайя” - тот, кто хочет отнять у другого, обязан представить доказательства. Я прихожу и говорю: “Как насчет того, чтобы вернуть мне сто шекелей?” Вы говорите, не имея особенных мыслей: “Не помню, чтобы такая проблема существовала”. А я говорю: “Да, ты мне должен сто шекелей уже довольно давно”. Вот одна из ситуаций. Мне говорят: “Если ты хочешь, чтобы я тебе вернул, ты должен представить доказательства”. Если мы заставим обоих клясться, то это нехорошо. Это значит, что один из них дал ложную клятву. Мы не должны все дела перекладывать на небесный суд. Мы должны то, что возможно, решать в земной инстанции. Небесный суд - это очень хорошо, но я хотел бы получить эти деньги сегодня. А он поклялся, что он мне не должен, - и до свидания. Поэтому существуют другие подходы. Я могу отнять у другого имущество только в ситуации, когда я представил доказательства, что он мне должен.

Второй подход - это ситуация, когда я говорю: “Ты мне должен”, а он говорит: “Я просто не помню. Может быть, ты и прав, но у меня нет в памяти такого”. Это бывает. Мы говорим: если один утверждает наверняка, а другой - с сомнением, то тогда больший вес имеет утверждение наверняка. Ну и наконец, есть третий подход, когда мы говорим, как в случае нашего талита, что если имущество находится в спорном положении, то его делят поровну. “Мамон муталь бе-сафэк - холким” .

Вы видите, что эти три принципа совершенно разные. Сколько процентов получает тот, кто хочет получить? Если он не привел доказательства, он получает, согласно первому подходу, ровно ноль процентов. А по второму подходу, если он говорил наверняка: “Я знаю, что ты мне должен”, а тот говорил: “Я не помню”, - он получает сто процентов. И в третьем подходе он получает 50 процентов. Ответы, действительно, разные. Мы должны попытаться, сравнивая разные случаи, увидеть какой-то принципиальный подход, чтобы у нас не было коллекции: в этой ситуации так, а в этой - так. Увидеть некоторый принцип, когда какой подход мы применяем.

5. Ситуация с хранителем, забывшим, кто сдал ему на хранение

Гемара. Следовательно, из сомнения мы отнимаем имущество и не говорим: “Оставь имущество в руках его хозяина”. Т.е. если есть сомнение, оставь имущество там, где оно находится. (Это смахивает на знаменитый пункт из устава английского морского флота. Там есть такой интересный пункт для капитана корабля: “если у тебя есть сомнение, нужно ли менять курс корабля, не меняй его”. Нужная такая военная однозначность.) Не понятно, кому принадлежит? Где находится - пусть там и остается. Это эквивалентно тому, что мы не забираем имущество у этого, пока тот не представит доказательства, что ему положено получить. Согласно этому принципу - что в случае сомнения мы не забираем - мы должны были бы сказать: “Он говорит двоим: я одного из вас ограбил, но что-то запамятовал, кого из вас?” Раз не знаешь, кому надо отдавать, оставь у себя! Но не так поставлена наша мишна. Он каждому дает по этой сумме.

Теперь Гмара противопоставляет этому утверждению из нашей же мишны. В начале мишны он говорит, что он каждому из них отдает. Т.е. мы отбираем имущество, даже при наличии сомнения. А в продолжении мишны он говорит: двое, которые оставили у одного хранителя, - один оставил манэ, а другой оставил двести. Один говорит - “мои двести”, и другой говорит - “мои двести”. Он отдает одному манэ и другому манэ. А остальное останется лежать до прихода Элиягу. Здесь трудность: почему в первом случае он платит дважды манэ, хотя он ограбил только манэ. А во втором случае он не платит дважды двести. Мы видим разный подход. И он говорит: какой же принцип применять? На это отвечают ему так: ты что же, случай хранителя сопоставляешь со случаем грабителя? Грабитель совершил преступление, и его мудрецы оштрафовали. Хранитель не совершил преступления, его не оштрафовали мудрецы. Хранитель забыл, не знал - его не штрафуют. А грабитель забыл - его штрафуют.

Но так легко не вывернешься. Если ты говоришь, что некорректный способ - сопоставлять грабеж и хранение, давай будем поступать аккуратнее, и я тебе поставлю ту же самую трудность, а именно. Он говорит: пожалуйста, противопоставь хранение и хранение, и противопоставь грабеж и грабеж. Хранение против хранения - сказано в начале мишны (там ведь говорится не только про грабеж): “или отец одного из вас оставил у меня на хранение манэ, и я не знаю, чей именно отец”. Тогда он отдает одному манэ и другому манэ. И против этого - двое, которые оставили и т.д.. Ты не можешь теперь меня так легко оттолкнуть и сказать: “Что же ты сравниваешь разные вещи? Это один и тот же случай: в первом случае хранитель не знает, чей отец оставил, и он платит из своего кармана. Ему оставили сто, а он в результате выплачивает двести. А во втором случае - ему оставили триста, он им отдает двести, а сто оставляет на хранение. Не себе, конечно, но он ничего из своего кармана не добавляет. В чем тут разница?”

Сказал Рова. Начало ситуации, когда чей-то отец оставил, и он не помнит, чей, - этот хранитель - в статусе, как будто бы ему дали в двух отдельных свертках, и он должен был позаботиться, чтобы не спутать. Т.е. отец одного пришел и дал ему в свертке эту сумму, манэ, а отец другого виртуально пришел и ничего не дал. Он должен был на свертке написать, кто ему оставил на хранение. Он виноват, что не написал. Вы правильно заметили, что он должен знать. Если он не знает, чей отец, он должен нести за это урон из своего кармана. Они не должны держать в голове, чей отец дал. Был только один отец. А Рова обобщает ситуацию. Как будто бы было два отца, только они пришли в разные времена. Каждый сдал отдельно - от должен помнить. Несущественно, что здесь был один отец. Это могли быть два отца. Один отец пришел в йом-ришон и сдал сто, а другой пришел в йом-шейни и сдал двести. На хранителе обязанность помнить. В случае же, когда они пришли вместе и один сдает сто, а другой двести,- неважно, в одном свертке или в двух, - если они друг при друге сдают ему на хранение, - то он им на это говорит: “Вы друг друга не подозреваете и не просите меня заметить, чьи двести. Если вы не считаете, то почему я должен считать? Вы сдали мне сто и двести - разбирайтесь сами, где чье”.

Т.е. существует принципиальная разница, согласно Рове, между ситуацией, когда они сдают порознь,- и тогда на хранителе обязанность помнить, кто что сдал - и ситуацией когда они сдают одновременно, не существенно, в одном свертке или нет. Тогда они как будто сдают одну единицу хранения, и дальше они должны разбираться сами.

6. Спор рабби Тарфона с рабби Акивой. Проблемы, возникающие в некоторых ситуациях с грабежом

Вторая пара. Мы рассмотрели, как по-разному разрешаются две ситуации с хранителем. В одном случае он возвращает каждому, поскольку он не знает, кому надо вернуть. Во второй ситуации он возвращает не больше, чем минимум. И Рова нам говорит, что эта трудность разрешается тем, что в первом случае хранитель допустил халатность, не заметив, где чье имущество, а во втором случае он не обязан был помнить.

Теперь Гмара обращается к аналогичной паре противоречащих решений, казалось бы, в похожих ситуациях с грабежом, а именно Говорится здесь (начало нашей мишны). Сказал двоим: “Я ограбил у одного из вас манэ, и я не знаю у кого” - он каждому дает по манэ. И против этого - мишна, которую мы с вами еще не встречали, она из другого трактата, Йевамот. Вот что она говорит. Ограбил одного из пятерых и не знает, кого именно ограбил. Один говорит: “меня ограбил”, и другой говорит: “меня ограбил”. Каждый говорит: “меня”. Что делать? Вот какой закон. Кладет ограбленное между ними и удаляется. Это слова рабби Тарфона. После этого там приводится другая точка зрения, рабби Акивы. Нам сейчас интересно решение рабби Тарфона. Следовательно, там, где есть сомнения, мы не отнимаем имущество, а говорим: пусть имущество остается у того, у кого оно находится.

Теперь то же самое противоречие. В начале нашей мишны мы видим, что он каждому отдает по сто, хотя он ограбил всего сто. А там на всех пятерых он только оставляет ограбленное и ничего не добавляет из своего имущества. Какая разница - двое, пятеро? Ситуации кажутся, на первый взгляд, удивительно похожими. Поскольку они похожи, то становится трудно разрешить. На это ему задают встречный вопрос. Откуда ты знаешь, что мишна здесь, в нашем трактате “Бава-Мециа”, передает точку зрения того же рабби Тарфона? Может быть, это другая точка зрения. Учтите, что там после слов рабби Тарфона идут слова рабби Акивы, который требует, чтобы грабитель каждому дал сумму, которую он ограбил, и тогда это прекрасно согласуется с началом нашей мишны. Бывает, и нередко, что между танаим возникает спор. Бывает мишна, которая отражает спор, а бывает мишна, которая написана с точки зрения одного из них. Поэтому откуда ты знаешь, что это рабби Тарфон? Может быть, это рабби Акива, и тогда нет проблем. Они спорят, и это нам известно.

А вот откуда я знаю. Потому что там, где приведен спор рабби Тарфона с рабби Акивой, рабби Тарфон говорит, что он кладет награбленное и удаляется. Рабби Акива говорит, что он должен дать каждому. Продолжение этого - что рабби Тарфон согласен с рабби Акивой в ситуации, когда он говорит двоим: “Я ограбил одного из вас и не знаю кого”, - что он каждому дает. И поэтому нет другого выхода. Я знаю, что тот же самый рабби Тарфон, который говорит, что на пятерых он кладет только то, что ограбил, - согласен, что, когда он сказал двоим: “Я ограбил одного из вас и не знаю кого”, - что он должен каждому дать эту сумму. Проблема стоит очень остро. Явно в рамках одной и той же точки зрения, в рамках позиции рабби Тарфона, эти ситуации почему-то приводят к противоположному решению. Как быть?

Вот чем они отличаются. Там, каждый из пятерых, где говорит: “меня ограбил”, - они с него требуют. А по закону вы не можете требовать с человека больше, чем он ограбил. Поэтому он кладет и говорит: “получайте”. Здесь же он пришел очиститься перед Небом. И с него по суду никто не может потребовать, чтобы он платил двойную сумму. Но если он хочет быть чист, то недостаточно положить и сказать: “Небесный суд разберется, придет Элиягу, ждите, в ближайшее столетие есть шанс...” Если он хочет сегодня очиститься перед Небом, то он для верности должен дать каждому. Слова, часто встречающиеся в Гемаре: "Дайка нами" = "Гам медаек” - т.е. из того, как сказано в нашей мишне, можно тоже составить представление о характере ситуации. Не говорится в мишне, что эти двое с него требуют, говорят: “ты у нас ограбил, отдавай”. Он сам пришел и признался: “ограбил одного из вас, хочу вернуть”. Раз не знаешь кому - придется вернуть обоим. Из выражения мы видим, что здесь имеется в виду ситуация, когда он сам хочет очиститься. Это очень хорошее решение, удовлетворительное, без вымученности. По закону, мы из сомнения не можем у него отобрать больше, чем он ограбил, но если он хочет поступить сверх программы, так, чтобы не мучиться совестью, чтобы быть чистым перед небом, тогда ему дают рекомендацию вернуть каждому. Здесь не важно, где двое, а где пятеро. Дело не в количестве.

Теперь мы обращаемся к ситуации с человеком, с которого пятеро требуют, чтобы он им вернул то, что у каждого из них ограбил. Он ограбил только одного из них.

А каждый говорит: “Да, ты меня ограбил!”2

Сказал учитель (амора, разрешивший противоречие между двумя случаями грабежа): там они с него требуют. Спрашивается: а что он на это отвечает? В суде стоят две стороны. Одна сторона - истец, который говорит: он мне должен то-то и то-то по такой-то причине. А ответчик должен что-то отвечать. Здесь очередной истец говорит: “ты меня ограбил”. А грабитель признает, что он кого-то одного из них ограбил, только не знает кого”. Что он отвечает на эту конкретную претензию - “ты меня ограбил"?

Две версии ответа от имени Рава. Рав Йегуда от имени Рава говорит: этот, т.е. ответчик, молчит. А рав Матана от имени Рава говорит: он вопит. О чем он молчит, не спрашивается. А о чем он вопит - это вопрос интересный. Посмотрим, что объясняет нам Раши. Он говорит каждому: “Я тебя не узнаю”, или - “я с тобой не знаком”. Если он вопит, это есть некий категорический ответ. Ты говоришь: “я тебя ограбил”, а я говорю: “я тебя не знаю”. Гемара начинает разбирать эти два варианта ответа. С точки зрения того, кто говорит, что он вопиет: “Я тебя не знаю”, молчание - знак согласия: если бы он промолчал, тем самым он признался; но это не единственное в данной ситуации понимание. С точки зрения того, кто говорит, что он молчит, в данном случае молчание не является знаком согласия. Почему? Потому что он может сказать: то, что я молчал в ответ на претензию каждого из них объясняется тем, что я говорил себе: может быть это он и есть.

7. Поведение человека в случае обнаружения потерянной вещи

Еще одна сторона этой ситуации с грабителем, который возвращает на пятерых то, что он ограбил. Там говорится: он кладет ограбленное между ними и удаляется. И что же? Они все берут и идут? А ведь передает рабби Аба бар-Завда от имени Рава. В каждом случае, когда это “сфэк-инуах", т.е. когда имущество не потеряно, а быть может, оставлено специально, изначально не имеют права брать. А если взял - не имеет права возвращать. Объясню. Здесь проблема пока из области законов возвращения находки. Это очень интересная область Галахи. Она интересна тем, что отличается от нормальной ситуации суда, когда есть истец и есть ответчик и истец с ответчика требует. Нам трудно представить себе другую процедуру закона, но законы возвращения находки как раз относятся к другому классу случаев, поскольку здесь нет истца. Есть я и встреченная мною вещь. Я должен по характерным признакам (что за вещь, где она находится, как она находится) отнести ее к определенной категории случаев. Если я должен ее расценить как вещь потерянную, то тогда может действовать один из трех законов. Либо я обязан ее взять и возвращать хозяину, либо я имею право ее взять себе, либо я не имею права ее трогать. Это три возможных закона. Зависит от нескольких возможных параметров, мы не можем сейчас в это входить. Если вещь не заведомо потеряна, например она лежит не посреди дороги, а где-нибудь сбоку, под забором, там, где ходят иногда, но не часто, и вид такой у вещи, что, возможно, ее не потеряли, а специально положили и хозяин вернется. Если у вещи есть характерный признак, и я беспокоюсь, что вдруг ее обнаружит не такой как а я - честный человек, то я могу ее взять и отдать хозяину. Но если вещь не наверняка потеряна и у нее нет никаких характерных признаков, стандартная вещь, я не имею права ее брать. Об этом речь.

“Сфэк-инуах” - если эта вещь, быть может, специально оставлена, т.е. место не такое, где ее обязательно вот-вот раздавят или схватят (место сравнительно тихое, не совсем неохраняемое), и если у вещи нет никакого характерного признака, то мне изначально запрещено ее брать. Но если я поднял, то я сделал медвежью услугу хозяину, потому что он теперь никогда не сможет ее получить. Почему не сможет? Потому что если он придет ко мне и скажет: “это моя вещь”, - то я скажу: “назови мне ее признаки”. Он мне говорит: “а у нее нет признаков”. А если нет признаков, то как я могу знать, что это твоя вещь? Может быть, завтра придет настоящий хозяин. Поэтому одно из двух: либо ты можешь привести двух свидетелей, что ты там ее оставил, и это тебе поможет, либо подождем, пока придет Элиягу и скажет, чья эта вещь. Я не могу брать ее себе никогда, поскольку в момент, когда я поднимал, эта вещь не была бесхозной.

Я могу взять себе найденную вещь при одном условии: что она не имеет хозяина. Что это значит? Либо хозяин декларативно отказался и сказал: “дарю человечеству, первый, кто ее найдет, может ее взять себе”. Либо хозяин потерял ее так основательно, что уже отчаялся вернуть ее себе. Если на момент, когда я встретился с этой вещью, в момент, когда я ее поднимаю, она не имеет хозяина, я поднимаю ее и становлюсь ее хозяином. Если же она в этот момент имеет хозяина и хозяин не отчаялся вернуться за ней или вернуть ее себе, то я никогда не получу права ее присвоить. Я по отношению к этой вещи нахожусь в статусе хранителя. И если у этой вещи нет признаков, то ее придется хранить до бесконечности.

___________________________

1 Т.е. все сказки о том, что арендатор нажил целое состояние на чужой корове (помните, в Гемаре были сказочные варианты, как дважды хозяин сдавал ему в аренду и дважды сам же брал у него взаймы, и в результате корова у него на руках умерла и он за свою помершую корову возвращает несколько коров арендатору), все эти сказки возможны только в рамках Галахи по мнению Таны-Камы. Оказывается, что там Галаха - по мнению рабби Йоси, деньги сразу возвращаются хозяину, и ничего такого нет.

2 Это интересное свойство человеческой психики, человеческого общества. Историческое исследование показывает, что однажды знаменитый испанский конкистадор увез целый корабль, нагруженный золотом, из Латинской Америки. И в отчетах местных чиновников было суммарно впятеро большее количество, чем грузоподъемность корабля. Нам, советским людям, легко понять такой отчет.